Скрипка некроманта

Трускиновская Далия Мейеровна

Бывший цензор рижской таможни остался стоять, как неприкаянный. Он даже не проводил взглядом экипаж.

Маликульмульк вздохнул — нужно было решиться. Что по этому поводу

сказал бы Паррот? Подросток до конца дней своих доказывает своему неудачному прошлому, как он силен и свободен в настоящем. Взрослый человек имеет другие заботы, кроме как сражения на просторах своей памяти. Взрослый оставляет все это за спиной и живет дальше.

Если бы, прочитав безумный донос покойному императору, хоть кто-то из троих самозваных сыщиков догадался спросить, что за фон Либгард такой, возможно, старик Манчини остался бы жив. А так — получается, что адская скрипка именно его жизнь унесла. Но, может, есть в этом своя справедливость? Может, скрипка действительно долго выбирала, кого ей отправить на тот свет, гениального мальчика или жестокого старого хитреца? И оставила мальчика в живых?

Маликульмульк понял, что в мудрствованиях своих забрался

в какие-то мистические сферы. А следовало миновать крыльцо, охраняемое Туманским, не перебегая на другую сторону улицы — это было бы уж вовсе нелепо.

Маликульмульк достал кошелек и вынул оттуда двадцать фердингов — ровно столько, сколько надеялся получить Туманский от богатого бюргера. Он подошел, показал деньги, Федор Осипович протянул руку, монеты легли на ладонь.

Ни единого слова не прозвучало.

И Маликульмульк, почти не замедлив шага возле крыльца, пошел дальше — обычной своей медведистой развалочкой, самому себе одобрительно кивая: сейчас он поступил так, что Георг Фридрих Паррот остался бы доволен. Не дурацкая месть и не стыд, а просто — вот тебе, голодный бедолага, двадцать фердингов, два дня скромной жизни, и совесть моя чиста. Совесть чиста — и это главное…

Рига, 2008