Скриптер
Шрифт:
– Вышел, чем мать родила… – Сотник тяжело вздохнул. – Сам не могу понять, как такое могло случиться.
– Однако, как нам доложили, вы все же кое-что имели при себе.
– Так точно.
– Покажите, что именно у вас было зажато в кулаке, когда вас обнаружили в штольне ваши сослуживцы! Этот предмет и сейчас при вас?
Сотник расстегнул кармана камуфляжной куртки. Достал оттуда нечто; положил на открытую ладонь, чтобы все присутствующие смогли рассмотреть этот предмет…
Это был плоский кругляш
Авакумов взял «кругляш» в руку. Надел очки, стал рассматривать… Затем передал Редактору.
Павел Алексеевич поначалу подумал, что предмет этот – серебряная монета. Размер ее примерно как у римского денария. Вот только на той ее стороне, которую он разглядывал вначале, не было никаких следов чеканки. Он перевернул кругляш другой стороной. На условном – именно условном – «реверсе» обнаружился некий символ, прочерченный или вычеканенный неизвестным изготовителем.
Символ этот в точности воспроизводит латинскую букву S…
Сердце пропустило пару ударов… Павел Алексеевич в эти секунды, пока он рассматривал, держа в пальцах, этот похожий на римский денарий времен республики кругляш, испытал одновременно и радость, и печаль…
Это был знак. Серебряный кругляш, доставленный этим ничего не помнящим о последних нескольких сутках человеком, являет собой не что иное, как послание от Дэна Логинова.
И расшифровывается оно, как и прочие маркеры, как и другие знаки, которые уже успели отследить, однозначно и определенно: я там, именно там, куда был отправлен, и я сделал свою работу.
Они проговорили у главного входа еще минут десять.
– Ну что ж, вряд ли товарищ Сотник вспомнит то, что нас интересует в первую голову, – сказал Хранитель. – Полковник, распорядитесь, чтобы Валерия Викторовича осмотрел Окулист!..
– Я, в общем-то, на зрение не жалуюсь… – сказал Сотник. – Все в порядке у меня со зрением!
Трое мужчин, стоявших рядом с ним, невольно улыбнулись.
– Надеемся, что так и есть… – сказал Хранитель. – И все же, – он посмотрел на Левашова, – пусть Окулист посмотрит!
– Будет исполнено, Михаил Андреевич.
– Потом отвезете товарища Сотника в наш пансионат: пусть отдохнет на природе, поправит здоровье. – Хранитель вновь улыбнулся. – А там, глядишь, Валерий Викторович, вы и нас вспомните – кто мы, что мы и откуда мы вас знаем.
Фургон с тонированными стеклами увез с Ближней дачи человека, которому еще только предстоит вспомнить, – если это вообще случится когда либо – где он находился в течение двадцати четырех часов, чем он занимался, и почему вернулся один. Охрана закрыла створки ворот. Авакумов, думавший о чем-то своем, возобновил разговор не сразу, а по происшествии нескольких минут.
– Павел Алексеевич, Гильдия приняла решение снять с вас статус Национального Скриптера. Должность эта, как и прежде, останется
– Понимаю, Михаил Андреевич.
– Соответствующее сообщение будет отослано в ближайшее время в международную Лицензионную комиссию. До конца этих суток ваш служебный профиль претерпит необходимые и вытекающие из сложившейся ситуации изменения.
– Я не цепляюсь за высокие должности, – спокойным тоном сказал Павел Алексеевич. – И я сам… теперь могу признаться… хотел просить вас освободить меня от всех занимаемых должностей. Подчеркну – всех без исключения.
– Вот как? – Хранитель внимательно посмотрел на собеседника. – А чем вы хотели бы сами заняться? Какие у вас есть планы?
– Я только недавно придумал себе дело, – Павел Алексеевич усмехнулся. – Хочу заняться исследованиями такой «ненаучной» или околонаучной сферы, как древние и не очень древние пророчества, а также разного рода предсказания будущего.
– То есть, вы не теряете надежды нащупать след Логинова? Я правильно вас понял?
– Не буду лукавить… именно этим я и собираюсь заняться. Хотя бы потому, – Павел Алексеевич посмотрел собеседнику в глаза, – что считаю себя тоже ответственным за то, что произошло.
– Мы пока что не знаем, что именно там произошло, и по какой причине не вернулся Логинов, – не отводя взгляда, сказал Хранитель. – Надеюсь, что Сотник сможет восстановить память в полном объеме…
– У меня это заняло несколько месяцев, – сказал Павел Алексеевич. – И я, кстати, даже сейчас, по происшествию двадцати лет, не могу сказать, что помню все детали того, что случилось со мной и двумя моими спутниками.
– Вы понимаете, насколько ничтожны шансы вернуть его оттуда… если случилось именно то, о чем мы сейчас с вами думаем? И сколь невероятно сложен может оказаться этот процесс? Даже в плане сбора информации.
– Это так же сложно, как рассчитать процесс, в котором фигурируют величины, приближающиеся к числу гугол. Но я все равно намерен этим заняться.
Михаил Андреевич вдруг усмехнулся.
– Я ведь подзабыл уже, какого цвета у вас глаза… Как вы себя чувствуете, Павел Андреевич? В связи с этими вот… переменами?
– Нормально… свыкаюсь постепенно. Кстати, Михаил Андреевич… еще один момент. Я не уверен, что в связи с произошедшими переменами, в том числе теми, которые отметили и вы, смогу качественно выполнять работу редактора. Поэтому… в том числе, и поэтому тоже, прошу вас пойти мне навстречу и дать соответствующую команду.