Скрижали бессмертных богов
Шрифт:
– Тут не одуреешь, – задумчиво произнес Артамонов, – да и без червонцев в жизни никуда.
– Твоя правда, такая жизнь сейчас пошла.
– Почему только сейчас? – удивился Артамонов.
– Тридцать лет назад, когда я еще студентом был, мне все представлялось несколько иначе. Главное было – заниматься любимым делом, а все остальное должно было приложиться.
– Конечно, тогда прилагалось, университетский профессор как сыр в масле катался: зарплата в четыреста-пятьсот рублей, когда средний заработок чуть за сто переваливал, квартира от государства. Только занимайся любимым делом!
– Другие времена, другие нравы, – усмехнулся Черновицкий.
– Это точно…
Голоса замолчали. Кася пристыженно привстала
– Антон, я тебе повторяю: главное в семейной жизни – терпение. Не любовь, не страсть, а терпение. Любовь долго продолжаться не может, года два прожил в любви – и конец. «Любовная лодка разбилась о быт, ничто не забыто, никто не забыт». И вот именно тогда семейная жизнь вступает в тот период, когда только терпение и может спасти. Иначе так и будешь жить: от развода до развода, – философски заметил Артамонов.
– Тебе хорошо о терпении рассуждать, твоя Люська роман очередной купила и рада, а от моих томиком заграничной любви за сто целковых не отмашешься! Жене без подмосковной дачи жизнь не мила, а дочерям – без Гуччи, Армани и последней модели мобильника Apple. Иногда думаю: самому, что ли, в могильник какой-нибудь залечь или в отшельники податься?
– А что, монастырь – неплохая идея! – рассмеялся Артамонов. – Без них западная цивилизация так быстро не развивалась бы. А что, у монахов только и было занятие – душой и знаниями заниматься, и никаких тебе семейных проблем и дрязг.
– Вот-вот, точно, если бы я на дополнительные заработки время не тратил, а только наукой занимался, то давным-давно академиком стал бы, – подтвердил голос Черновицкого, – а тут, когда целыми днями пилой пилят, чтобы все как у людей, не до науки.
– Но сейчас тебе, Антон, точно академик светит. Как-никак открытие мирового значения! Кстати, все собирался тебя спросить, кто тебе эту идею подкинул?
– Какую идею? – Голос Черновицкого напрягся.
– В этом месте раскопки проводить, ты ведь мне раньше все про округу станицы Миловской говорил.
– Ты ошибаешься! – жестко произнес Черновицкий, и в его голосе послышались угрожающие нотки.
– Нет, Антон, не ошибаюсь, – четко произнес Артамонов, – я прекрасно помню, что ты два года мне говорил одно и то же и вдруг в один день изменил мнение.
– Просто не всем делился, – с некоторым напряжением рассмеялся руководитель экспедиции.
– Не доверял? – Голос Владислава Алексеевича обиженно зазвенел. – Кому-то другому доверяешь, знаю ведь, что с кем-то постоянно советуешься! Выведу я тебя на чистую воду, Антон! С кем это ты дружбу разводишь? Словно мы сами во всем не разберемся!
– Да ладно тебе дуться как мышь на крупу, – примиряюще произнес Антон Григорьевич, – давай-ка лучше еще по виски.
– От такого отказываться грех, – согласился Артамонов, – классный он у тебя. Вроде часто разоряюсь на хороший, да и студенты с аспирантами слабинку мою знают, а такого ни разу не пробовал.
– Такого и не попробуешь, коллега из Парижа в Шотландии у знакомых покупает. Он мне рассказывал, что этот виски по особому рецепту делают, выдерживают от пяти до пятнадцати лет, а потом перемешивают виски разной выдержки. И рецепт хранится в строгом секрете. Поэтому и найти его можно только в парочке магазинов и в самых крутых барах! – хвастливо заявил Черновицкий. – Вернемся из экспедиции, тебе, так уж и быть, бутылочку подарю. Он мне каждый раз несколько штук привозит. Напомнишь мне.
– Да уж не волнуйся, не забуду… И не знал я, что у тебя такие ценные знакомые в Париже имеются. Скрытный ты, Антон, человек, очень скрытный. А может быть, ты из Парижа
– Не придумывай, – только отмахнулся Черновицкий, – пей…
В палатке послышалась возня. Кася больше прислушиваться не стала. Голова потяжелела, и она почувствовала, что хочет спать. Упускать такой момент не стала, поспешила к своей палатке, залезла внутрь и, с наслаждением растянувшись, мгновенно заснула.
Мужчина сидел и наблюдал за ночной панорамой Парижа. В офисе он остался один, вернее, он и служба охраны. Все остальные служащие давным-давно находились у домашних очагов. Но ему не хотелось никуда ехать. Мужчина не хотел себе признаваться, насколько был потрясен. Сегодня был особый день. Он прокручивал снова и снова только что присланные снимки. Даже простое нахождение саркофага было уже победой. Значит, он не ошибался. Он был на верном пути. Один из самых влиятельных членов Лиги уже позвонил ему и поздравил с первой победой. Мужчина вспоминал его густой баритон:
– Нас по-настоящему впечатлили ваши успехи, мы очень ценим ваш вклад в наше общее дело. Теперь вы знаете, что вы должны исполнить.
И он хорошо знал, какая задача стояла перед ним. След оказался правильным. Он никому не признавался в том, что серьезно опасался, что секрет на самом деле был обманкой, одной из многочисленных легенд, у которых никогда не найдется реальных подтверждений. И впервые он был рад тому, что ошибался. Что ж, его куклы хорошо справились со своей работой. Но теперь следовало решать, кто будет продолжать участвовать в следующем акте спектакля, а за кем должен закрыться занавес. Нужно было все взвесить. Нет, его абсолютно не волновала необходимость пожертвовать одной или несколькими из своих кукол. Таковы были правила игры, и куклы были всего лишь куклами. Важнее было не просчитаться и не оставить следов. Ошибок ему никто не простит, в этом он прекрасно отдавал себе отчет. Люди, в круг которых он вошел, были безжалостными, и высшая цель оправдывала любые средства. История никогда не обращала внимания на количество жертв и никогда не запоминала имен рядовых участников, бывших всего лишь смазочным материалом на шестеренках ее машины. Все помнили только тех, кто приводил в движение механизм. И он должен был стать одним из машинистов, и заплаченная цена его абсолютно не волновала. Он вспомнил день, когда впервые узнал о существовании тайны. Он просто подслушал разговор, который совершенно не предназначался для его ушей. И после надолго забыл об услышанном. Все это было всего лишь красивой легендой, одной из тех, которые придумывают люди, чтобы придать смысл собственному бесцветному и бесполезному существованию. И когда один из его влиятельных знакомых оговорился о чем-то похожем, мужчина впервые подумал, что, может быть, разговор, услышанный когда-то, мог быть правдой. И, самое главное, тайна могла стать прохладным билетом в закрытый круг людей, вершивших судьбы мира. Он обернулся к компьютеру. Потом сделал два коротких звонка. Приказы были отданы. В том, что куклы ему подчинятся, он не сомневался, для каждой на кону стояло слишком многое. И ни одна из них не подозревала, что поднимавшийся за горизонтом рассвет нового дня был последним для нескольких из них.
Утром Кася застала Черновицкого в вагончике. Артамонова рядом не было. Руководителя экспедиции было не узнать. Бледный, с черными кругами под глазами Антон Григорьевич сидел за столом и переводил пергамент.
– Вы знаете хазарский диалект тюркского языка и древнееврейский алфавит? – удивилась она.
– Не так хорошо, но кое-что понимаю. Все-таки я не зря занимался историей Хазарии в течение последних тридцати лет.
– И вы смогли прочитать этот отрывок?