Скрытая биография
Шрифт:
Все дети, кроме Галины, учились. Дружба наладилась быстро. Много ребят приходило к нам из соседних дворов, большинство – русские и украинцы, были и поляки, и евреи. Мы объяснялись на смеси русского, украинского и польского языков. Наедине с отцом я говорил по-русски, с «мамусей» – по-польски. Моя кровать стояла на кухне у окна в сад. В остальные комнаты я никогда не ходил. В столовую кушать меня не приглашали, ел на кухне.
Отец с утра уходил в город по делам, связанным, как я догадывался, с какой-то торговлей. Ранним утром я просыпался, открывал окно, взбирался на сливу и долго лакомился хрустящими
Вскоре в сад приходили соседские ребята, собиралась компания человек в пятнадцать. Начинались наши забавы. Предводителем был Женя, его изобретательность в играх была неисчерпаемой. Играли в индейцев, рыцарей, казаков-разбойников, футбол, часто боролись, лазали по деревьям, «охотились» на свиней, придумывали другие забавы. У каждого имелись самодельные мечи, копья, щиты, луки и стрелы. Луки были из ореховых или вишневых палок.
Женя водил нас в дальний овраг – на полигон, где солдаты проводили учебные стрельбы. Там мы выискивали в глине пули из них на костре выплавляли свинец, оставшуюся оболочку насаживали на конец стрелы. Такая стрела летела очень далеко, точно поражала цель и пробивала жесть консервных банок.
Шел 1923 год. Мне исполнилось семь лет. Дома мной никто не интересовался. Видимо, никому я был не нужен. Там кипела своя бурная жизнь. Готовить приходила какая-то женщина-кухарка. Почти каждый вечер собиралась шумная компания, по воскресеньям она уходила то ли на реку Горынь, то ли в лес. Иногда возвращались на другой день.
Когда уволилась кухарка, «мамуся» вспомнила обо мне. Надо было натаскать воды, вымыть гору вчерашней посуды, бежать утром на базар за всякой всячиной. Таких дел хватало до вечера.
Однажды я ушел с ребятами рано утром, вернулся к вечеру. На плите – гора посуды, в бочке и ведрах – ни капли воды. «Мамуся» пожаловалась отцу. На мое молчание он несколько раз больно ударил меня стеком. Стек – это стальной прут в кожаной оплетке, которым всадник погоняет лошадь.
Как-то отец, еще лежа в постели, окликнул меня. Рядом, на стуле, лежал, поблескивая вороненой сталью, наган.
– До каких пор ты не будешь слушаться «мамусю»? – закричал он на меня Я стоял молча, не понимая, в чем виноват. – Застрелю как паршивца! – кричал отец, схватив наган. – Ступай вон!
Я пулей выбежал из спальни, забился в чулан, долго плакал, готовый повеситься. На душе было больно и горько.
Приближалась осень. В один из пасмурных дней отец собрал в сумку мои пожитки, и мы поехали на извозчике через весь город. По другую его сторону, километрах в пяти, раскинулось село Ольховка и несколько хуторов. Дальше – лес, по опушке которого проходила русско-польская граница.
Мы зашли в большой дом на хуторе. Отца встретили объятиями мужчина и женщина. Потом они поочередно обласкали меня. Это была семья бывшего офицера, фронтового друга отца, бежавшего из России. Фамилия их была Филимоновы. Для меня – дядя Коля, тетя Шура. У них был сынишка Алеша двух лет.
Другую половину дома занимал брат дяди Коли – Филипп с женой и двумя малолетними детьми.
На другой день отец уехал. Жизнь у этих людей оставила в моей памяти самые добрые воспоминания. Ко мне относились, как к родному человеку, я был всегда ухожен и накормлен. Маленького Алешу я полюбил и все время играл с ним. Он привязался ко мне. Дядя
Дядя Коля зарабатывал на жизнь торговлей. У него был плоский деревянный ящик, куда он укладывал золотые и серебряные побрякушки: кольца, серьги, броши, браслеты, цепочки и разную блестящую мелочь. С этим ящиком дядя Коля уезжал. По нескольку дней его не было. Возвращался домой с гостинцами, а деньги отдавал тете Шуре – красивой стройной женщине с пучком черных волос. Она была великолепной хозяйкой и очень вкусно готовила. В кухне и комнате она поддерживала порядок и чистоту, а я старался ей во всем помогать. Она никогда не заставляла меня что-либо делать.
В такой жизни очень быстро пробежали зимние дни. Но что-то у моих опекунов изменилось, и они переехали на новое место жительства, в город Ровно.
А перед этим за мной приехал отец, и мы уехали на попутной подводе по Луцкому тракту на какой-то хутор. Там в маленьком глинобитном домишке жила семья Бойко. Хозяин – крупного телосложения добродушный украинец, в прошлом матрос Балтийского флота, его жена – маленькая симпатичная эстонка. Они поженились в Ревеле (ныне – Таллин). В гражданскую войну они покинули родину, приехали в Польшу, где и обосновались на этом маленьком хуторе. Здесь у них родился сынишка Сережа. Был он года на два моложе меня.
Отец оставил меня в семье Бойко, а сам уехал. Разместили меня в маленькой кухне. Здесь был земляной, холодный пол. На этом полу, на мешке, набитом соломой, я спал. В соседней маленькой комнатушке жили хозяева.
Возле дома был разбит небольшой огород, где росли огурцы, лук, картофель, фасоль. В пристроечке содержалось несколько гусей. Это была очень бедная семья, питались впроголодь. Мне казалось, что я никогда не наемся досыта.
Мне поручили выгонять и пасти гусей. Травы поблизости не было. Частенько под моросящим дождем сидел я на меже возле гусей и чувствовал себя самым несчастным на свете. Шепотом молил Боженьку, чтобы услышал меня и отправил в Россию к моей дорогой маме.
В кухне почему-то всегда было холодно, и согревался я лишь на своем мешке, когда ложился спать, укрывшись с головой самотканым рядном. Мучительно медленно тянулись дни. Уже зацвела картошка, выросли огурцы, когда неожиданно появился отец.
Не знаю, то ли разговор с Бойко, то ли мои слезы разжалобили отца, только на другой день, поблагодарив за приют, съехали мы из этого хуторочка. Приехали в Ровно, где нас по-родственному тепло встретила семья Филимоновых. Алеша повис на моей шее от радости. К нашему огорчению, меня нельзя было здесь оставить: семья ютилась в крохотной комнатушке, где и без того негде было повернуться.
Взяв у дяди Коли какую-то записку, отец повез меня в Ольховку, в тот же дом, где жил брат дяди Коли – Филипп. Он согласился меня приютить на какое-то время. Отец уехал.
Жена дяди Фили – тетя Дуся – была приветливая, добрая хозяйка. Было у них двое мальчиков. Даниилу, горбатенькому, хрипло дышавшему мальчику, шел четвертый год, но крепышом рос краснощекий двухгодовалый Алеша. Дядя Филя был кузнецом. Его кузня стояла поодаль от дома, рядом с ней – конюшня и коровник под одной крышей, где обитали лошадь и корова. Недалеко от дома рос картофель.