Скрытное сердце
Шрифт:
– Бедная Сильвия. Она будет очень благодарна. А как иначе, ведь оно стоит денег!
Мысль о том, что ее называют «бедной Сильвией», уязвила ее, но совсем не в такой степени, как если бы она услышала эти же слова, произнесенные их фальшивыми голосами. Сестры ненавидели ее. А почему, собственно, они должны были ее любить?
Некрасивые, нескладные. На таких, сколько денег ни трать, все равно впустую. Что с того, что они носили шелка и атлас, бомбазин и кружева, когда их маленькие широкие поросячьи носики были всегда красными, а их злобные маленькие глазки едва виднелись из-за толстых щек.
Сильвия ненавидела их с самого младенчества, после того, как они обвинили ее в том, что она покрасила волосы. Она так хорошо помнила голос тети:
– Скажи, Сильвия, твоя матушка что-нибудь добавляет в воду, когда ополаскивает твои волосы?
– Иногда немного лимонного сока, тетя Эмили.
– Хм, возможно, поэтому-то у них такой цвет. Я вынуждена буду сказать ей, чтобы она в дальнейшем не делала ничего подобного. Это привлекает к тебе внимание, что очень нежелательно.
Сильвии никогда не забыть то, каким тоном это было произнесено и с какими презрительными насмешками встретили ее кузины, когда она вошла в детскую.
– Да она у нас, оказывается, красит волосы! Привлечь внимание хочет, ха-ха-ха!
Они довели Сильвию до слез. И только гораздо позднее она поняла, что за всеми многочисленными замечаниями тети по поводу ее, Сильвии, внешности таилась досада и зависть. Девушка была обязана своей внешностью семье матери. Уэйсы же были невзрачные, коренастые и неприметные. И для них было просто невыносимо, что Артур, самый младший из братьев, которого они считали паршивой овцой в их семье, женился на красавице. Если бы его дети походили на него, возможно, родственники и простили бы ему некоторые недостатки.
Но Сильвия унаследовала черты матери и уже с самого раннего детства поняла, что ее внешность стала оскорблением для дядюшки и его семейства.
Девушка надела скромную шляпку из фетра, украшенную только маленьким пучком перьев зимородка, который немного оживлял неприглядный головной убор. Но, несмотря на то, что ее одежда была дешевой и заурядной, она почувствовала, как это часто случалось и раньше, что выглядит очень нарядно. Возможно, оттого, что уж больно хорош был цвет ее волос, что так сияли глаза и такими яркими были губы. Последнее время с ее лица не сходила неестественная бледность, но в этот момент от возбуждения, вызванного предстоящим волнующим приключением, на щеках появился легкий румянец.
Она натянула шляпку немного поглубже, как будто стараясь скрыть свое великолепие, и, как бы в недоумении пожав плечами, направилась к двери.
И только подойдя к ней, полностью осознала, что она делает. В комнате напротив, лежит ее покойная матушка, а она думает только о себе. На мгновение ей пришла мысль о недопустимости того, что она собирается сделать. Ей нельзя никуда уходить! Вместо этого нужно остаться дома и скорбеть, как это принято. Но затем она откинула назад голову и, высоко, как факел, подняв лампу, стала спускаться по ступенькам, снова и снова повторяя с мольбой и смирением: «Ради Бога, пойми, прошу тебя, пойми!»
Глава 2
На улице шел снег, и было уже довольно темно. Громадная фигура миссис Бутл с развевающейся на ветру шерстяной накидкой в мерцающем свете фонарей,
Пулбрук был маленьким городком, в центре которого проходила длинная улица с богатыми домами и большим количеством магазинов, принадлежавших состоятельным горожанам. За всем этим великолепием, как лабиринт, перепутались узкие улочки, проулки и тупики. Здесь, в своих убогих тесных домиках, жили бедняки. С наступлением темноты никто из более респектабельных жителей Пулбрука, не отваживался появляться в этом районе.
Но миссис Бутл все хорошо знали, и никому и в голову не пришло бы каким-то образом помешать ее продвижению, а то, что на нее кто-нибудь мог напасть, представлялось уж и вовсе немыслимым.
Она была единственной акушеркой в городе, и хотя все знали о ее пристрастии к спиртному, о том, что ей лучше не попадаться на язычок и что порой она бывает очень грубой, особенно с теми, кто тревожит ее по ночам, почти все женщины в Пулбруке были так или иначе, благодарны ей за помощь.
Были, однако, и такие люди, особенно в более зажиточной части города, которые считали, что миссис Бутл слишком уж добра к некоторым и что частенько за свою доброту и получает очень даже немалые деньги. Но хотя последние годы этот слух и полз по городу, до серьезного скандала, при котором ее обвинили бы в нарушении закона, никогда не доходило. А так как ничего нельзя было доказать, люди держали свои подозрения при себе.
Несмотря на свои внушительные размеры, миссис Бутл шла очень быстро, и Сильвии приходилось спешить, чтобы не отстать от нее.
– Ну и погодка, – проворчала миссис Бутл.
Они свернули с центральной улицы на окраину и вскоре подошли к открытым белым воротам, за которыми виднелась аллея. Здесь за городом было тихо и спокойно, но Сильвия внезапно почувствовала, что нервничает и даже немного побаивается того, что ее ожидает. Слегка отдышавшись от слишком быстрой ходьбы, она робко обратилась к своей спутнице:
– А вам не кажется, миссис Бутл, что мне лучше подождать на улице до тех пор, пока вы не увидитесь с миссис Кэнингэм. Может быть, она и не захочет говорить со мной?
– Вот что, дорогая, предоставь мне самой решать, что и как делать, – возразила миссис Бутл. – Когда я берусь за какое-нибудь дело, то всегда довожу его до конца и очень хорошо знаю, как надо себя вести с женщинами. Будь они знатного или низкого происхождения: их нужно сразу же брать в оборот и не соглашаться на пустые обещания и всякие такие фразы вроде «там будет видно». Нужно заставить их принять решение тут же, не откладывая на завтра, иначе никогда ничего не добьешься в этом мире. Запомни это.
Совершенно смутившись, Сильвия закивала в знак того, что постарается запомнить наставления миссис Бутл. Тем временем они подошли к парадному крыльцу, украшенному фронтоном, с двумя белыми колоннами.
Миссис Бутл дернула за шнурок, и где-то далеко в глубине дома раздался требовательный звон колокольчика. Прошло несколько мгновений, и за дверью послышались шаги.
Дверь открыла совсем еще молодая горничная. У нее было испуганное лицо, а кружевной чепец съехал набок.
– О миссис Бутл! – воскликнула она, увидев, кто пришел.