Скрытые глубины

Кливз Энн

Клайв поерзал на своем месте. Опустил бинокль. Фелисити подумала, что он собирается сказать что-нибудь глубокомысленное. Иногда он так делал. Но он лишь указал на двух тупиков, летевших на север, и продолжил вглядываться в море.

Фелисити забралась на вышку. Джеймс спрыгнул со скамейки и подбежал к ней, гримасничая. Она поняла, что ему скучно и не сидится на месте.

– Можно уже пойти домой?

– Иди, погуляй по камням. Только далеко не забегай…

Сэмюэл тоже встал.

– Может, все двинемся назад? Наверное, уже пора ужинать.

Она улыбнулась. Он был таким любезным.

– Вечер замечательный. И у Питера день рождения. Давайте еще посидим.

Когда Джеймс закричал, она в первую очередь подумала,

что крик рассердит Питера. Он был в таком хорошем настроении, и ей совсем не хотелось, чтобы оно испортилось. Джеймс любил драматизировать. Наверное, нашел живого краба или медузу, выброшенную на берег.

– Не волнуйтесь, – сказала она. – Я разберусь с ним. А потом, наверное, надо будет возвращаться домой.

Крик не прекращался, и она запаниковала, представив, что случилось какое-то ужасное несчастье, что он поскользнулся и порезался об острый камень, сломал руку или ногу. Она не сразу нашла его. Крик был какой-то бестелесный. Как будто сын растворился в воздухе. И от этого она запаниковала еще сильнее. Фелисити карабкалась по камням и почувствовала, как порвался шов на платье, когда она поскользнулась. Наконец она подбежала к нему, глядя на него сверху вниз. В море уходила глубокая впадина, оставленная отливом, дно которой было едва заполнено водой, и Джеймс стоял там, вроде бы целый и невредимый.

Сначала Фелисити увидела цветы. Они были разбросаны по поверхности воды у самого края впадины, где стоял, застыв с открытым ртом, ее сын. Маки и лютики, маргаритки и розовый клевер. Кто-то, должно быть, спустился вниз и аккуратно разложил их на воде. По крайней мере, так ей это виделось. Ветра не было. Вряд ли цветы доплыли бы сюда, если бы их сбросили с берега. Они были выложены неровным кругом. Затем среди них она увидела синюю ткань юбки и волосы пшеничного цвета. Воды было так мало, что она едва покрывала тело, поднимая тонкую ткань и шевеля волосами. Но сама впадина была глубокой, и вся сцена была в тени. Казалось, будто она смотрит с большого расстояния на какую-то картину.

– Джеймс, – сказала она. – Лезь наверх. Дорогой, иди ко мне.

Она подумала, что вряд ли сможет спуститься к нему, и больше всего ей хотелось, чтобы он перестал кричать. Ее голос будто вывел его из транса, он развернулся и полез обратно к ней. Она обняла его, глядя поверх него на фигуру в воде.

Если бы Лили была одета в то простое платье, что было на ней накануне, Фелисити, может, и узнала бы ее, но сейчас она была убеждена, что не знает этого человека. Она застыла, обхватив сына руками. Она знала, что нужно что-то сделать. Она смотрела медицинские сериалы по телевизору, где врачи давят на грудную клетку и вдыхают в рот. Но все это казалось выше ее сил. В голову приходили мелкие, смешные возражения. Я бы попыталась, если бы на мне были джинсы. Если бы обувь была подходящая.

Затем подошли остальные. Они, казалось, не больше нее были способны что-то сделать. Глядя на них четверых, глядящих вниз, ей вдруг ужасно захотелось рассмеяться. Потом Джеймс отстранился от нее и посмотрел ей в глаза.

– Мама, – сказал он, уже вполне владея голосом, который лишь слегка дрожал, как будто ему было тяжело дышать. – Что мисс Марш делает в пруду?

И тогда она поняла, что это была Лили.

Глава одиннадцатая

Они сидели за длинным столом на веранде в Фокс-Милле. Было темно, и стол освещался лишь цветной гирляндой, которую Фелисити развесила вдоль фасада дома днем, и одной толстой свечой, которая уже почти догорела. Гэри чувствовал себя очень странно. Он подумал, что это похоже на театральные декорации. Оперу. Весь вечер был пропитан этим мелодраматическим ощущением. Он мог вообразить толстушку, которая сейчас вплывет и прогорланит какую-нибудь песенку, протянув руки к темному саду. Иногда он делал звук для опер в ратуше. Некоторые

вещи ему нравились, но обычно все было так гротескно, что не получалось даже притворяться, что это реально.

Он был пьян. В последнее время он старался пить меньше. Не как раньше, когда Эмили только ушла от него. Тогда он бывал трезв, только когда ходил наблюдать за птицами. Но сегодня у него был повод. День рождения Питера. Да еще и убийство. Он представил себе тело, распластанное под водой, как морская звезда, покрытое цветами. Это напомнило ему коллаж, который можно было увидеть на стене в Балтийском центре современного искусства в Гейтсхеде. Куски сети, разрезанная веревка, водоросли и ракушки. Красиво. Если тебе нравятся такие вещи. Он потянулся к бутылке красного и наполнил свой бокал, порадовавшись, что рука не дрогнула и вино не пролилось.

Фелисити подала ужин, и все было прекрасно как всегда. Большая кастрюля с цыпленком, пахнущим лимоном и травами. Он не знал никого, кто готовил бы так, как она. С тех пор, как он познакомился с Питером, он думал, что это именно то, чего ему хотелось – не только еды, конечно, но семью, жену. Именно это он представлял, когда делал предложение Эмили. Теперь он задавался вопросом, не слишком ли все это хорошо, чтобы быть правдой. Не было ли все это частью представления. Семья Калвертов дома. «Я мог бы добавить звуковые эффекты», – подумал он и представил, как прикрепляет микрофон к верху этого простого черного платья, которое было на Фелисити. Ее кожа была бы теплой. Он был бы достаточно близко, чтобы услышать ее духи, запах шампуня. Он подумал, что у всех них были фантазии о Фелисити, особенно когда она была моложе. Но и сейчас она всех восхищала. Иногда он замечал, как Клайв таращится на нее, приоткрыв рот. Интересно, у Клайва вообще были женщины? Гэри пару раз предлагал свозить его в город, но Клайв всегда отказывался. Возможно, он предпочитал реальной жизни фантазии о Фелисити.

Было поздно для ужина, даже по его меркам, а он привык есть в странное время. Им пришлось ждать, пока полиция приедет к маяку, объяснять, кто они такие, оставить свои имена и адреса. Потом дойти до дома. Напротив него за столом сидел Джеймс, сын Фелисити, почти засыпая над едой. Вдруг мальчик проснулся и заговорил о мертвой девушке.

– Как вы думаете, что с ней случилось?

– Не знаю, – сказала Фелисити. – Какой-то ужасный несчастный случай.

Гэри знал, что это неправда. Все взрослые знали, что это не несчастный случай. Цветы доказывали, что смерть не была случайной.

– Если бы она поселилась в коттедже, – угрюмо сказал Джеймс, – то помогала бы мне с домашней работой.

Гэри не знал, что стоит за этим комментарием, и был слишком пьян, чтобы вникать. Потом Фелисити убедила Джеймса пойти спать. Она обняла его, почти донесла до дома, и мужчины остались одни. Где-то за ними в высоких дубах вдоль дороги закричала неясыть. Темные тени летучих мышей метались в свете огней. Чужие праздники, чужие дни рождения – эти моменты Гэри любил больше всего. Сидеть всем вчетвером после ужина, расслабленно, как ни с кем больше, иногда молча, иногда беседуя о былой славе или строя планы на будущее – поездки за границу, большая книга о птицах графства. Но сегодня все чувствовали себя неловко. Казалось, будто мертвая девушка лежит на столе между ними, капая морской водой и напоминая о себе.

– Что имел в виду Джеймс? – спросил Сэмюэл. – Эта девушка собиралась здесь поселиться?

– Нет! – сказал Питер. – Мальчик просто валял дурака.

И они снова погрузились в неловкое молчание.

Потом вернулась Фелисити и убрала со стола. Принесла тарелку с сыром и предложила кофе. Питер открыл еще одну бутылку вина. Фелисити села рядом с ним. Сэмюэл вернулся к теме мертвой девушки и тому, откуда Джеймс ее знал, но на этот раз вопрос был адресован Фелисити.

– Ее звали Лили Марш, – сказала она. – Она была практиканткой в школе Джеймса.