Скрытые связи
Шрифт:
В книге двух ведущих представителей когнитивной лингвистики Джорджа Лакоффа и Марка Джонсона «Философия во плоти» [65] приводятся красноречивые свидетельства в пользу воплощенности человеческого разума и обсуждаются фундаментальные философские выводы, следующие из такого представления. Изложенные в книге аргументы основываются прежде всего на том, что наше мышление по большей части бессознательно и оперирует на уровне, не доступном обычному сознательному осмыслению. Такое «когнитивное бессознательное» включает в себя не только все наши автоматические когнитивные операции, но также и наши подспудные знания и убеждения. Без участия нашего сознания когнитивное бессознательное формирует и структурирует все сознательное мышление. Именно
На данный момент пока что не ясна конкретная нейрофизиология формирования абстрактных понятий. Но к пониманию одного из ключевых аспектов этого процесса ученые- когнитивисты уже близки. Как пишут Лакофф и Джонсон: «Те же нервные и когнитивные механизмы, которые позволяют нам чувствовать и передвигаться, порождают также наши понятийные структуры и образы мышления» [66].
Такое новое понимание человеческого мышления возникло в 80-х годах, благодаря нескольким исследованиям природы понятийных категорий [67]. Процесс классификации многообразия опыта — фундаментальная составляющая познания на всех уровнях живого. Микроорганизмы подразделяют химические вещества на пригодные и непригодные в пищу, решая, к чему стремиться, а чего избегать. Аналогично, животные классифицируют пищу, опасные шумы, представителей собственного вида, сигналы сексуального характера и т. п. Как сказали бы Матурана и Варела, живой организм порождает мир, проводя различия.
То, каким образом живой организм осуществляет такую классификацию, определяется его сенсорным аппаратом и моторной системой; иными словами — его воплощением. Это верно в отношении не только животных, растений и микроорганизмов, но и, как недавно обнаружили когнитивисты, в отношении человека. И хотя некоторые из наших категорий формируются в результате сознательного мышления, большинство из них возникает автоматически и бессознательно, будучи обусловлены специфическим характером нашего тела и мозга.
Сказанное легко проиллюстрировать на примере цветового восприятия. Многолетние тщательные исследования такого восприятия ясно свидетельствуют: не существует цветового различия независимо от процесса восприятия [22] . Цветовое впечатление возникает у нас в результате взаимодействия света той или иной длины волны с колбочками сетчатки глаза и связанными с ними нервными цепями. Исследования четко показали, что структура наших цветовых категорий (количество цветов, оттенки и т. п.) порождается нашими нервными структурами [68].
22
Это, в частности, подтверждают исследования цветового восприятия у других биологических видов; так, например, у многих животных цветовая гамма сдвинута в сторону ультрафиолета (летучие мыши, птицы и т. д.)- — Прим. науч. ред.
В то время как цветовые категории основываются на нашей нейрофизиологии, другие типы категорий формируются на базе нашего телесного опыта. Это замечание особенно важно в применении к пространственным отношениям, являющимся одними из наиболее фундаментальных для человека категорий. Как объясняют Лакофф и Джонсон, когда мы воспринимаем кошку «перед» деревом, это пространственное отношение не существует объективно; оно является проекцией из сферы нашего телесного опыта. Мы наделены телом, обладающим изначально передней и задней сторонами, и мы проецируем это различие на другие объекты. Таким образом, «наше тело определяет совокупность фундаментальных пространственных отношений, которые мы используем не только для самоориентации, но и при восприятии отношения одного объекта к другому» [69].
Будучи человеческими существами,
Некоторые из наших воплощенных понятий служат также основой ряда форм размышления, а это означает, что образ нашего мышления также воплощен. Например, проводя различие между «внутри» и «снаружи», мы склонны визуализировать это пространственное отношение в виде емкости, имеющей внутренний объем, границу и то, что за ее пределами. Такой мысленный образ, базирующийся на восприятии нашего тела как емкости, оказывается основой определенной разновидности логики [70]. Скажем, поставив чашку в миску и положив в нее вишенку, мы тут же, просто посмотрев на то, что у нас вышло, поймем, что ягода, находясь внутри чашки, находится также внутри миски.
Подобное умозаключение соответствует хорошо известному способу доказательства — так называемому силлогизму классической аристотелевой логики. «Все люди смертны. Сократ — человек. Значит, Сократ смертен». Доказательство выглядит убедительным, потому что, как и наша ягода, Сократ находится внутри «емкости» (категории) людей, а люди — внутри «емкости» (категории) смертных. Мы проецируем мысленный образ емкостей на абстрактные категории, а затем прибегаем к своему телесному опыту емкости для рассуждения о них.
Иными словами, классический аристотелев силлогизм — это не форма бестелесной логики, но нечто укорененное в нашем телесном опыте. Лакофф и Джонсон настаивают на том, что это верно и для многих других форм рассуждения. Структура нашего тела и мозга определяет, какие понятия мы способны сформировать и к каким способам рассуждения способны прибегнуть.
Проецируя мысленный образ емкости на абстрактное понятие или категорию, мы используем его как метафору. Такой процесс метафорического проецирования — ключевая составляющая формирования абстрактной мысли, а вывод о том, что человеческая мысль в большинстве своем метафорична, — одно из выдающихся достижений когнитивной науки [71]. Метафоры позволяют распространить наши базовые воплощенные понятия на абстрактно-теоретические сферы. Когда мы говорим: «Кажется, я не способен ухватить суть этой идеи» или: «Это выше моего понимания», мы используем свой телесный опыт хватания предмета для рассуждения о понимании идеи. Точно так же мы говорим о «теплом приеме» или «выдающемся дне», проецируя сенсорный и телесный опыт в абстрактные сферы.
Все перечисленное — примеры первичных метафор, базовых элементов метафорического мышления. Специалисты по когнитивной лингвистике полагают, что большинством таких первичных метафор мы овладеваем автоматически и бессознательно в раннем детстве [72]. Дети обычно получают опыт нежности одновременно с опытом тепла и телесной близости. В результате у них выстраиваются ассоциации двух этих сфер опыта и соответствующие пути нервных сетей. Впоследствии же эти ассоциации проявляются в виде метафор, и мы говорим о «теплой улыбке» и «близком друге».
Наши мышление и язык содержат сотни первичных метафор, большинство из которых мы используем совершенно бессознательно. А поскольку происходят эти метафоры из телесного опыта, они часто оказываются одними и теми же в разных языках. В процессе абстрактного мышления мы объединяем первичные метафоры в более сложные, что позволяет нам, рефлектируя над собственным опытом, прибегать ко множеству различных образов и тонким понятийным структурам. Так, представление о жизни как о пути позволяет нам, задумываясь о том, как сделать свою жизнь осмысленной, использовать свой богатый опыт путешествий [73].