Скрывая улики. Компиляция
Шрифт:
— Лори, я опаздываю. Поговорим об этом, если он наймет меня. Может, он захочет, чтобы его представлял другой адвокат.
Честно говоря, я надеялся, что он откажется от моих услуг. Тогда моя совесть будет чиста. Она саркастически рассмеялась.
— Да, он явно потрясающий клиент. Адвокаты просто локтями друг друга распихивают, мечтая взяться за его дело. Энди, какого черта ты так со мной поступаешь?
— Я никак с тобой не поступаю, Лори.
— Ты же знаешь, что я чувствую по отношению к нему, ты знаешь, что он сделал моей подруге, — так почему среди
— Лори, я понимаю, как это выглядит. Но поверь мне, дело не в тебе. К тебе это не имеет никакого отношения.
Понятно, что это ее нисколько не убедило.
— Тогда зачем ты это делаешь? Просто ответь: зачем?
— Есть причины, в которые я не могу вдаваться. Честное слово, не могу.
— А, понятно.
Я попробовал подойти с другого конца, потому что так она меня просто не слышала.
— Ладно, тогда ты мне скажи, как ты сама думаешь — почему я могу взяться защищать клиента, к которому у тебя счеты? Я люблю тебя, забочусь о тебе — неужели ты и вправду думаешь, что я мог сделать это в пику тебе? Что я хотел ранить тебя? Есть в этом смысл? Разве мы поссорились? Что-то не припомню.
Она помолчала минуту, взвешивая мои аргументы, и мне какое-то время казалось, что у меня появился шанс, но потом я заметил, что у нее в мозгу сработала команда «отказать».
— Не делай этого, Энди, — сказала она, одновременно требуя и умоляя.
— Прости, но я должен.
Она покачала головой.
— Нет, ты сам этого хочешь.
Она развернулась и вышла. Мне было тошно оттого, что я ранил ее, но еще тошнее оттого, что она сочла, будто я сделал это намеренно.
Глава 5
Новичку кажется, будто окружная тюрьма — вроде низшей лиги для бейсболиста. Он понимает, что может оказаться в настоящей тюрьме, если осудят, и предвариловка кажется ему унижением. Конечно, если его признают виновным и посадят в тюрьму штата или даже в федеральную тюрьму, он поймет, насколько лучше было в окружной.
И дело тут в том, что на предварительном этапе осужденный чем-то занят, чего-то ожидает. Его допрашивают, к нему приходит адвокат, он готовится к суду… это новый опыт, и это значительное событие, что ни говори. Когда же подследственный осужден и заключен в тюрьму штата, он чувствует, что мир забыл о нем, и это на самом деле так. Его жизнь становится не просто жалкой, но еще и скучной, и конца этому не видно.
По моему мнению, окружная тюрьма — вполне сносное место. Но Оскар Гарсия почему-то так не считал. По мнению Оскара, то, что он находится здесь, — это произвол. Долбаные шуточки, как он неизящно выражался.
Оскар рвал и метал две-три минуты, потом наконец осознал, что раз я сижу здесь, то, должно быть, тоже играю во всем этом какую-то роль.
— А ты что за фрукт? — спросил он.
— Меня зовут Энди Карпентер. Я адвокат, меня назначили общественным защитником по вашему делу.
Несколько мгновений он пялился на меня, словно пытаясь что-то припомнить.
— А мы нигде
— Может быть, — пожал я плечами. — Я посещал Нью-Йоркский университет. В какой студенческой организации вы состояли?
Кажется, Оскар не очень-то хорошо понимал иронию, и у меня было такое чувство, что он воспринимает любой юмор как унижение его достоинства. Он проигнорировал мой комментарий, главным образом потому, что вдруг вспомнил, где видел меня.
— Ты тот самый адвокат, правильно? — Он показал на меня пальцем, без сомнения, чтобы убедиться, что я понимаю, к кому он обращается.
— Я как раз это и пытаюсь вам сказать.
Он покачал головой.
— Да нет, я имею в виду, ты тот парень, которого показывали по ящику.
— Да, это я. Адвокат из телевизора.
Он как-то странно покосился на меня, словно сам себе не верил.
— И чего тебе от меня нужно?
Оскар был недоверчив — первый признак интеллекта, который я у него заметил. Я решил сказать ему правду, хотя и не всю. Пока что это было большее, что я мог себе позволить.
— Я подумал, что вы можете нуждаться в моей помощи.
— Плевал я на помощь.
— Ладно, тогда я найду кого-нибудь, кто нуждается. — Я поднялся, чтобы идти. — Увидимся в студгородке.
Я успел дойти до двери и занес одну ногу над порогом и в этот момент услышал:
— Погоди, мужик.
Варианта было два: сделать вид, что не слышал этого, и выйти — либо вернуться и продолжить это безумие. Я вернулся.
— В чем дело, Оскар?
— Я этого не делал, мужик. Я сделал много всякого дерьма, так, по мелочи, но это — не моя работа.
— Вы были знакомы с Дорси? — спросил я.
— Да так, немного. Крупных дел у нас не было. Он иногда на меня наезжал, но это все лабуда.
— А как вы с этим справлялись? — поинтересовался я.
— Да никак. Не суетился и занимался своим делом.
— А что это за дело? — спросил я.
— А какая, к черту, разница? При чем тут мои дела? Мой бизнес — это мой бизнес.
Я пододвинул стул и уселся меньше чем в футе от него.
— Послушай меня внимательно, Оскар, потому что это я скажу только один раз. Твои дела — это мои дела. Все, что касается тебя, — это мое дело. И если я задаю вопрос, какой угодно вопрос, в твоих интересах отвечать на него настолько подробно, насколько это вообще возможно.
Он мог послать меня — но побоялся, что я уйду.
— Ладно, мужик, — сказал он. — Но ты не станешь трепать языком, идет? Это останется между нами?
Я кивнул.
— Это называется «соглашение между адвокатом и клиентом», и ты даже представить себе не можешь, через какое дерьмо я прошел, чтобы соблюсти его.
Тут он рассказал мне о своей торговле наркотиками и сутенерстве. Это действительно были мелкие делишки, но его маленькая территория, так же, как у Дэнни Роллинза, была дана ему на откуп, и он платил солидный куш от своих доходов тем, кто его контролировал. Времена Аль Капоне прошли, но гангстерство, по крайней мере в этой сфере, было на удивление неизменным.