Скуф. Маг на отдыхе 2
Шрифт:
Кажется, она пробила уже не менее двадцати семи часов, и в этот самый момент решётка вентиляции неподалёку отвалилась, и из неё высунулась рука. Чёрная. Грязная. С ногтями, по которым явно прошлись молотком.
Рука потянулась к кукушке, резко схватила птицу, вырвала её из часов и пропала в вентиляции.
— Ёптвою, — прошептал Никита Евгеньевич, судорожно пытаясь сообразить, что происходит.
Сон? Бред? Непохоже.
Слишком всё вокруг какое-то настоящее. Слишком продуманное и детализированное. И сырость перехода,
— И не говори, — подтвердил до боли знакомый мультяшный голос.
И снова за спиной у Никиты Евгеньевича произошли какие-то мистические перестановки. Обернувшись на ступеньки — а ведь он смотрел на них буквально несколько секунд назад, до того, как завелась кукушка — он увидел на них две насквозь мокрые плюшевые игрушки.
Посеревшие и деформированные под тяжестью дождевой воды, но всё равно узнаваемые.
— Привет, Никита! — сказал поросёнок.
— Пр-р-р-ривет! — весело повторил за ним лохматый безродный пёс, и слова его отдались эхом перехода. — Н-н-н-никита! Гав-гав!
— Кто это сказал?!
— Это же мы, Никита! Хрюша и Филя!
— Хр-р-рюша! И Филя! Гав-гав!
— Извини, но Степашка сегодня не смог прийти тебя навестить! Он заболел, и ему отрезали ноги!
— Отр-р-р-резали! Гав-гав! Напр-р-рочь!
— Вашу ж мать, — отшатнулся Дудка, изо всех сил пытаясь взять себя в руки. — Вы ненастоящие.
— Это ты ненастоящий! — хохотнул Хрюша. — А мы очень даже реальны!
— Р-р-р-реальны! — опять повторил за другом Филя, а затем вдруг: — ГАВ! ГАВ! — голос его преобразился до неузнаваемости. Как будто лохматый друг всех детей в перерывах между эфирами упражнялся в гроулинге. — ГАВ! ГАВ! ГАВ! ГАВ!
Филя завёлся и теперь гавкал без остановки. И почти тут же из игрушек, прорывая плюшевые бока, выскочили паучьи лапы. По восемь штук у каждого.
— ГАВ! ГАВ! ГАВ! ГАВ! — свет заморгал, и Хрюша с Филей нереально шустро посеменили в сторону Дудки. При этом их игрушечная часть всё так же безжизненно болталась из стороны в сторону.
— Ааа-аа-а-а-а-а!!! — заорал Никита Евгеньевич и бросился наутёк, к противоположному выходу из перехода.
Однако и тут его ждал неприятный сюрприз.
Цокая копытами по мокрым ступеням, вниз спускалась лошадь. Обычная себе лошадь, без каких-либо уродств или признаков инфернальности. До тех самых пор, пока не стало видно её наездника.
Клоун.
Да-да-да, это был клоун…
С рыжими пучками волос, острыми железными зубами — как будто ему вместо вставной челюсти установили капкан — казацкой шашкой наголо и слюнявчиком на груди, буквально мокрым насквозь от свежей крови. Ах, да. Ещё и с очень… очень добрыми глазами.
Дудка не закричал.
Не смог.
Сил хватило только на то, чтобы взвыть и остановиться.
Лошадь тем временем окончательно спустилась в переход.
Надо было что-то делать. Надо было как-то спасаться. Почему-то Никита Евгеньевич чётко осознавал, что стоит ему выбраться из этого перехода, как кошмар закончится. Все эти твари разом исчезнут, выглянет солнце, и жизнь пойдёт привычным чередом.
И да, между грёбаным конным клоуном с саблей и двумя плюшевыми игрушками, Никита Евгеньевич выбрал игрушки. Как-то ему вдруг показалось, что от них спастись будет попроще. А потому он в очередной раз развернулся, и тут…
— Попался, сука, — вместо Хрюши с Филей он налетел на широкую грудь Скуфа. — Капоэйрист херов.
Остаток жизни Дудка провёл, наблюдая, как в рожу ему летит кулак…
* * *
Готов.
На прямых ногах — солдатиком — Никита Евгеньевич Дудка начал заваливаться назад. Бил я сильно, но аккуратно, а потому обошлось без кровищи. Подумал об институтских; это ведь им здесь потом убираться. А они мне вроде как ничего плохого не сделали…
Так что вдарил я Дудке по лбу.
Так сказать, пробил сверхзвукового «лося».
Будет знать, ядрёна мать, как куличики топтать.
Череп Никиты Евгеньевича хрустнул, и вся форма его головы внезапно стала какой-то уж больно впуклой. Так что помер он моментально и даже боли не почувствовал. Одно радует, страху напоследок натерпелся.
Вот ведь…
Взрослый же дядька. Шпион, диверсант, второй человек в Тайной Канцелярии, а боялся какую-то… хрень. Не! Клоуны и на меня самого жуть нагоняют, но… Хрюша? Филя?
Какая-то детская травма, не иначе.
А вытащил я эти страхи прямиком из закромов его сознания. Как? А хрен его знает. Наугад тыкался. Я же всё-таки не менталист. И если уж начистоту, то от использования ментальных перков меня сейчас довольно сильно мутило. Ну и взмок я, конечно, как будто только-только из хамама вышел.
Просто…
Да.
И могу, и умею, но стараюсь не практиковать без крайней необходимости. Ведь использование конкретной техники, да на таком высоком уровне, жрёт мои силы так же, как джип горючее по московским пробкам. А хотя… нет. Наверное, это всё-таки не очень подходящая метафора.
Во!
Придумал получше!
Представим, что мана для меня — это как трюфельное масло госпожи Анфисы Юдиной. То самое, по пять тысяч рубликов за пятьдесят граммуль. Так вот. Добавить капельку в салат для вкуса — это то, чем я обычно занимаюсь, когда швыряюсь волнами сырой магии. А вот сейчас, когда я сунулся в ментальные практики, я, по сути, наполнил этим самым трюфельным маслом пятилитровый фритюр и жарил в нём картошку фри или ещё что подешевле.
Расточительно настолько, что кто другой пальцем у виска покрутит.