Скверная жизнь дракона
Шрифт:
Твёрдой рукой я взял пучок белой шерсти и аккуратно отрезал его, стараясь не повредить подшёрсток, тем более кожу. Кое-как сняв перчатку с другой, я медленно, боязливо потрогал пальцем этот клок.
— Смотри! — подойдя к Лине, прикрывающей руками свою маленькую грудь, я показал ей, что эффекта нет. Но она ничего не поняла.
Из моей головы совсем вылетело, что год назад она была в отключке, когда я так делал. Просвещая её в детали прошлого опыта, я открыл склянку, капнул на шерсть несколько бледно-зелёных капель и вернулся к ней обратно. Быстро, буквально на четверть секунды,
Лина вскрикнула и отскочила назад: как пожар в сухую летнюю пору, за секунды поглощая целый лес, чёрный цвет, отблескивая смолью, полностью заменил белый.
— Что… что произошло?
— Не пугайся! Давно, когда твоя основа была не раскрыта, шерсть при контакте со скверной просто превращалась в труху и рассыпалась в пыль. Сейчас же, вот когда я тебе показал в первый раз, ничего не случилось, ведь так?
— Да.
— Это потому, что шкуры изумрудного, лазурного и других тигров из нефритового семейства способны отторгать скверну. Если проще, то эти тигры, и несколько других видов, могут жить в порченых местах и не подвергаться осквернению.
Глаза Лины расширились от удивления, ведь даже некоторые аристократы и учёные мужи не знают о таких подробностях:
— Но она почернела!
— Я покрыл её особым реагентом: алхимической смесью из глазной жидкости циклопа и сока сребролиста. Она способна инвертировать… эм… переворачивать свойства некоторых предметов. Твоя шерсть, как пример, стала впитывать в себя скверну, что гнездится в моём теле.
Лина смотрела на меня глазами разумного, у которого в голове есть список вопросов и каждую секунду в него добавляется десяток новых, но она стоит и не может выбрать хотя бы один из них.
— А дальше?
— А дальше ты приготовишь мне чай. Но сперва оденешься.
Отскочив, она перестала прикрывать свою наготу, и за это время я вполне смог убедится, что её тело оправилось и окрепло. Хотя, из-за стольких лет недоедания и закрытой основы — оно больше похоже на тело парня, чем девушки. Но, если увеличить ей съедаемые порции и дать физических упражнений и нагрузок на бёдра… думаю, что-то вполне симпатичное может из неё выйти.
Её лицо моментально покрылось краской, как только она познала всю глубину своего позора. Пискнув как маленькая мышка и пытаясь прикрыться одной рукой, она другой подняла одежду и стремглав выскочила в соседнюю комнату.
— Лина! Чай!
— Да.
По передней комнате, быстро перебирая ножками, пробежала девушка лишь в одних исподних шортах да наполовину надетой рубахе и скрылась за дверью. Спустя секунду со стороны веранды донеслось повизгивание. Влетев обратно и чуть не упав, она схватила оставшуюся одежду и умчалась, прикрывая своё красное от стыда лицо.
Стоя в проёме между комнат и наблюдая за этими перебежками, я стал смеяться, приложив кончик мизинца к уголку рта. Откуда у меня появилась эта привычка делать так в особые периоды собственной гнусности я не знаю, но чёрт возьми — мне это нравится!
Чай мы пили долго, размеренно и молча. Не потому, что Лина, сидевшая напротив меня с румяными щеками, дулась и смотрела только в свою чашку. Я всего лишь не мог перестать посмеиваться
Быстро выпил остывший напиток и стал готовиться к выходу.
— Вы куда?
— В деревне женщина одна должна родить со дня на день, если уже не родила, поэтому хочу зайти и спросить про здоровье. Просто акт вежливости, не больше, но надо поддерживать с деревенскими хорошие отношения — это выгодно. Как минимум — ничего лишнего спрашивать не будут, в случае чего. Хочешь пойти со мной?
Проходя по улице и вдыхая ещё влажный воздух, я наслаждался прекрасным видом деревни, постепенно оправляющейся от последствий зимы: разумные чинят изгороди, латают крыши, белят стены, чистят дымоходы. Ожив после зимы, они хотят как можно больше успеть в своих домах — придёт пора выйти в поля и времени у них просто не останется.
— Ой, господин лекарь, здравствуйте! А подождите немного! — на крыльце одного из домов появилась и сразу же исчезла женщина, которая неделю назад прибежала ко мне вся в слезах. — Спасибо вам большое, господин лекарь! Сыночек мой на поправку пошёл, а всё благодаря зельям вашим, ага! Вот, возьмите от нас, пожалуйста!
Она протянула мне мешочек: внутри лежали флаконы из-под зелий, которые я сделал для её ребёнка. В отдельном свёртке лежал кусочек домашнего сыра. Немного солёный и только что вынутый из-под пресса.
— Вкусный. Спасибо.
— А вы куда идёте-то? К старосте?
— Нет, к роженице: про здоровье узнать. Ничего не слышно про неё?
— А как не слышно? Слышно уж как пару часов. Как начала рожать, так и стала орать на всю деревню такими матюгами, что я уж было не знала как своим уши затыкать! Она-то тётка привычная, шестого уж рожает, да глотка у неё широкая, так что всё у неё… — по деревне прокатилась волна отборного мата. — О, как орёт! Жива значит.
— Жива, но я всё равно пойду и проверю. Спасибо за сыр. Если что случится, то обязательно приходите.
— Ой, что ж мы без вас делали-то, господин лекарь? Конечно придём! Спасибо вам большое от всех моих!
Я спешно шёл к дому главы деревни. По традициям этих земель он всегда стоит в центре деревни и если староста меняется, то и семьи меняются домами. Рядом с ним виднелась длинная смотровая башня, построенная прошлым летом. Хотя правильней сказать: восстановленная после обрушения. Из-за обильных дождей её опоры, неправильно установленные, сгнили, и она рухнула. Только по счастливой случайности на ней в тот момент никого не было.
Через дом от старосты виднелась сборище крестьян, пришедших на крики. Стоя рядом с калиткой, они то отправляли молитвы богам, то обсуждали что-то, то замирали, стоило раздаться новой порции бранных слов.
— Господин лекарь, здравствуйте! — загорланили люди, когда я подошёл к ним. — Решили спроведаться?
— На всякий случай.
Молодая крестьянка, стоящая рядом со мной, только начала что-то говорить, как двери дома распахнулись, из них вылетел всклоченный мужчина и помчался к калитке. Весь люд, не переговариваясь, отошёл и расступился. Все понимали, что муж роженицы так просто бегать не будет.