Скверный маркиз
Шрифт:
— Неправда… Я не сделала тебя другим. Я вернула тебе себя самого, ты просто стал смелым, чтобы быть самим собой, жить, как подсказывает тебе сердце, а не следовать светским стереотипам.
— И я благодарен за это тебе, моя милая…
Орелия ничего не сказала в ответ, а просто тоже очень серьезно на него посмотрела. Взгляд ее глаз был глубоким и безгранично счастливым.
И, когда они дружно шагали к дому, она в свою очередь благодарно и нежно прижала его руку к своей щеке. Они шли через сад, и еще никогда Орелия не видела таких ярких цветов, таких пестрых и красивых бабочек, и птицы тоже никогда не пели так радостно ни в этом саду, ни в каком-либо
Старые слуги в поместье Морден приготовили им скромный ланч, а потом они сели на двух красавцев-скакунов с примесью арабской крови и поехали не по проезжей дороге, а через близлежащую сельскую местность прямо в Райд Холл.
То был лучезарный день, но свежий ветерок умерял жару. Над рекой — мелким притоком Темзы — стояла легкая дымка, переливающаяся цветными искорками от солнечного блеска, поля весело и озорно желтели цветущими лютиками, и казалось, что лошади ступают по золотому ковру, расстеленному в честь влюбленных.
По дороге они сделали остановку в придорожной гостинице, чтобы выпить домашнего сидра, а потом, по настоянию маркиза, немного отдохнули под сенью деревьев в лесу, и Орелия знала, что его пожелание отдохнуть было только предлогом: когда они спешились и привязали лошадей, она бросилась в его объятия, словно это была все та же спасительная гавань, но теперь дарованная ей навсегда…
Они сидели на стволе поваленного дерева, поросшего мхом. Рядом журчал ручей, и они смотрели, как стрекозы, сияя радужными крылышками, пляшут над его прозрачными водами, и зимородок летал туда и обратно над своим гнездом на берегу.
— Ты счастлива, дорогая? — спросил маркиз, пропуская сквозь пальцы прядку ее волос, которую чуть шевелил ветер возле ее щеки.
Орелия взглянула на него, и он увидел ответ в ее глазах еще прежде, чем она произнесла его вслух:
— Я даже не подозревала, что можно быть такой счастливой, и хорошо бы остаться здесь навсегда, вдали от всего мира, только ты и я!
— Но раз ты со мной, тебе уже нечего опасаться и в большом мире!
— Я не то чтобы опасаюсь, но… сомневаюсь… а вдруг я тебе не понравлюсь?
— Этому не бывать! — Голос его был глубок и низок.
— И еще мне страшно, что через некоторое время тебе станет скучно со мной… Ты знаешь столько прекрасных, умных, очень талантливых женщин, а я ничего не могу дать тебе, кроме своей любви…
Маркиз, запрокинув голову, расхохотался.
— Ох, ты сразила меня наповал! Да будет тебе известно, ты очень переоцениваешь всех этих «прекрасных, умных и очень талантливых» женщин… И столько же недооцениваешь себя, моя дорогая! Ты очень многое мне уже дала, поверь! А сколько еще впереди… Ты просто сама не представляешь это себе. Самое первое, если уж ты завела о том разговор, с тобой мне никогда не будет скучно, да-да!.. Ты меня… удивляешь! А это самое главное между влюбленными всю их жизнь — удивлять друг друга, не застывать в повседневности. Добавлять в свой круг знаний что-то новое, свежее… И в отношения… Тогда мы будем всегда интересны друг другу. Думаешь, для счастья нужно что-то еще? Впрочем, конечно же, нужно! И ты знаешь что. Но оно у нас, несомненно, есть, и следует это все сохранить как главную драгоценность… — Маркиз взял ее руку в свою и перецеловал все ее пальцы. — Понимаешь, любимая, мужчина, признается он в том или нет, всегда ищет женщину, которая будет второй его половинкой, и когда он находит такую, она кажется ему самим совершенством, даже если
— Вот сейчас мне с тобой не просто хорошо, а интересно… — протянула Орелия радостно. — А в чем для тебя счастье? — неожиданно для себя вдруг спросила она. Ей хотелось слушать его и слушать… До этого ей было интересно слушать дядю Артура, когда он рассказывал ей что-то из античной истории или искусства. Маркиз говорил с ней совсем о другом, о мало знакомой ей стороне жизни, и потому ей было сейчас особенно интересно. Даже волнующе…
— Видишь ли, — не ушел от ответа маркиз, — мужское счастье и женское, это разные виды счастья!
— Да? И какое же каждое? — настороженно оживилась Орелия.
— Мужское счастье — в удовольствии удовлетворения… — Он улыбался.
— А женское?
— Женское — в удовлетворении удовольствия…
— Как же это я должна понимать?
— Очень просто. Счастье мужчины состоит в том, чтобы делать, что хочешь. А женщина, чтобы быть счастливой, должна просто хотеть делать то, что она делает!
— Очень мудрено, но мудро, — звонко рассмеялась Орелия. — А как же мужчина и женщина совпадают в одном общем счастье, если полюбят друг друга?
— Вот именно — они совпадают, когда полюбят друг друга! Тогда они становятся одним целым, и мужчина получает свое законное удовольствие, а женщина хочет делать все то, что она делает для мужчины, которого любит… Все сходится, как в пасьянсе!
— Значит, встреча людей, которые полюбят друг друга, не более чем пасьянс?
— В каком-то смысле да. Так и есть.
— Вот так просто?
— А разве просто? Вспомни, сколько ходов ты должна сделать, пока этот пасьянс сойдется!
— А знаешь, милый… Ведь все так верно, что ты сказал сейчас! Но только думать так — это как-то…
— Цинично? Грубо?
— Пожалуй…
— Увы, это объективный взгляд на жизнь. Но ты, если хочешь, можешь сказать о настоящей любви по-другому. И я буду только рад это услышать… Да я и сам иногда говорю совсем по-другому о том, что чувствую…
Она молча кивнула.
— Ты абсолютно правильно чувствуешь! Как так выходит, что ты все-все про меня уже знаешь? Значит, потому я и есть для тебя вторая твоя половинка?
— Да, потому. Моя радость, моя прекрасная и удивительная… моя несравненная… И ты знаешь, что это так… Но, конечно, ты лучшая моя половина! Все в тебе дышит искренностью и непосредственностью, ты смела и стыдлива одновременно, необычайно добра и отзывчива, ты не способна предать, ты придешь на помощь всем, всегда и везде, чего бы тебе это ни стоило…
— Но ты сам сказал про объективные недостатки, — мягко перебила его Орелия, покраснев от таких его восхвалений и чтобы прервать их. — А они, недостатки, у меня тоже есть! Не только достоинства — только никакие это не достоинства, о чем ты сказал, а просто так надо… Я по-другому не мыслю…
— Вот-вот! О том я и говорю, перечисляя твои достоинства! Безусловные — не удержусь, чтобы заметить. Ты не мыслишь иначе, как поступаешь и чувствуешь… И это большая редкость.
Он помолчал, изучающе взглянув на Орелию. Та очень внимательно его слушала, и быстро меняющееся выражение ее лица отражало все ее чувства.