Сквозь ад русской революции. Воспоминания гардемарина. 1914–1919
Шрифт:
Тяжело дыша, мы все трое улеглись на снегу. Проводник задвигался первым.
— Глядите! — сказал он, указывая на поезд, втягивавшийся на территорию станции. Красногвардейцы прекратили преследование и переключили внимание на вагоны поезда. Медленное прохождение пассажиров сквозь кордон свидетельствовало о том, что солдаты тщательно проверяли каждого сошедшего с поезда. Должно быть, на это настроил их наш побег, меня беспокоило, как сложится судьба девчушки, говорящей по-французски, и ее семьи…
Следующие несколько часов мы провели на окраине леса.
— Скоро солдаты отправятся на границу, тогда мы сходим ко мне домой.
Внизу, в долине, некоторое время продолжалось движение, затем все успокоилось, один за другим погасли огни в деревне. Наконец проводник жестом пригласил нас следовать за ним. Я больше не чувствовал резкого, колючего мороза. Зато мое тело одеревенело, и мне пришлось напрячь все силы, чтобы заставить себя идти. Нас окружала кромешная тьма. Я скорее чувствовал, чем видел идущие впереди две фигуры. Не раздавалось ни звука, кроме скрипа снега под ногами.
В течение 30–40 минут мы двигались размеренным шагом. Внезапно перед нами выросли неясные очертания дома. Я тихо постучал в дверь и долго ждал отклика. Затем почувствовал поток теплого воздуха, и мы оказались внутри дома.
— Грейтесь! Лошадь будет готова через полчаса, — прошептал проводник, но реакции ни моей, ни моего молчаливого компаньона не последовало.
В комнате стояла раскаленная печь, а все остальное не имело значения. Неряшливо одетая женщина, шаркая ногами по полу, принесла две дымящиеся чашки кофе. Горячая жидкость обжигала язык и губы, казалось, она наполняла нас живительной силой. Постепенно я согревался и начинал интересоваться окружающим. Проводник исчез, осталась одна женщина. Компаньон и я сидели на скамейке рядом с печью и ждали. Вслед за продолжительным молчанием послышались шаги, и проводник вошел в комнату.
— Лошадь готова, — сказал он, — вас повезет другой человек. Я останусь здесь и попробую вывести других людей. Солдаты сняли их с поезда.
Он подошел и протянул мне револьвер. Я ощутил в руке холодную сталь оружия.
— Если повстречаете патруль, не стреляйте, пока не выстрелит мой человек. Подпустите солдат поближе, тогда стреляйте в живот.
Нас вывели через заднюю дверь во двор, окруженный высоким забором. Посреди двора стояла лошадь и низкие деревянные сани без сидений, но заваленные сеном. На козлах сидел возница, державший в руках вожжи. Проводник предложил нам лечь в сено, прошептал вознице последние инструкции и открыл ворота. Лошадь рванулась вперед, и сани заскользили в зимней тьме. Колючий, морозный воздух резал глаза, а в лицо временами
Сани неслись дальше и дальше, преодолевая милю за милей, не снижая скорость на поворотах. Вдруг мы круто повернули вправо, проехали сотню ярдов и внезапно остановились.
— Тихо! Красный патруль!
Возница бесшумно соскользнул со своего места, пошел к голове лошади и стал мягко ее поглаживать. Прежде я не замечал никакого шума, но теперь в мертвой тишине послышались голоса. По дороге шли люди. Я сидел с револьвером в правой руке, опасаясь, что лошадь фыркнет и выдаст нас. Размеренный скрип снега под ногами становился ближе и ближе. Через минуту он стал стихать: патруль прошел развилку.
Около 15–20 минут мы сидели неподвижно. Затем возница повернул лошадь, вывел ее на главную дорогу, уселся в сани, и мы снова помчались с бешеной скоростью.
Но на этот раз мы ехали недолго. Темные чащи деревьев по обеим сторонам дороги остались позади, и мы оказались в открытом поле. Когда въехали в деревню, справа и слева нас снова обступили темные силуэты домов. Мы проскользнули в открытые ворота, которые, казалось, закрылись за нами сами. Когда сани остановились, возница сказал:
— Идите в дом. Сидите тихо.
Последовав его указанию, я заметил, как кто-то повел нашу лошадь в хлев, откуда слышалось чавканье животных. Возница открыл дверь, впихнул нас внутрь дома и прошептал:
— Идите прямо… Я остаюсь во дворе.
Внутри дома было темнее, чем снаружи. Медленно продвигаясь на ощупь вдоль стены, я подошел к другой двери. Компаньон шел за мной в непосредственной близости. Я осторожно повернул рукоятку двери и переступил через порог. Вокруг царили полная тишина и темнота, не чувствовалось никаких признаков жизни. Я шагнул вперед и наткнулся коленом на острый угол деревянной скамьи.
— Тс-с-с-с!
Предостерегающее шиканье заставило меня задержать дыхание. Предупреждения поступали с разных сторон. Темнота скрывала минимум полдюжины людей. Пока я стоял, напрягая зрение и не смея двинуться дальше, слух различил новые звуки. На этот раз они шли снаружи, со стороны дома, обращенной к дороге. Шум нарастал и становился все отчетливей: строевой шаг отряда солдат, голоса, знакомое позвякивание металла. Медленно шум снова стих, и воцарилась тишина. Рядом со мной прошептали:
— Еще один патруль!
Я вытянул руку, нащупал скамью и сел, затем подвинулся и освободил место компаньону.
Чувство времени совершенно меня оставило. В напряженной обстановке, в темноте и среди незнакомых людей вокруг минуты казались часами. На то, что здесь находились люди, указывал лишь случайный вздох. В голове роилось множество вопросов без ответа. Кто были эти люди? Сколько их? Чего они ожидают? Где проводник? Как близко мы подошли к границе? Все шло по плану или произошел сбой? Промежутки времени, когда я чувствовал, что нет ничего хуже этого ожидания, сменялись моментами полного отупения.