Сквозь огонь и лёд
Шрифт:
– Да, но железная дорога в руках у большевиков. Думали, что от Батайска наше наступление начнётся. Туда и направили боеприпасы, армейское имущество и моё обмундирование с прочими вещами. Да вот не получилось.
– Так я и говорю: «Вы бы наступали, господа генералы!» Тогда бы мы вам помогли. А как же! А так вы уйдёте, красные придут. С меня спросят. Ещё, не дай Бог, безобразничать начнут.
– И часто они у вас безобразничают? – мрачно спросил Романовский.
– Бог миловал, но в других станицах, слышно,
Начались бессмысленные разговоры, станичники упёрлись: не хотели пускать белых. А белые генералы, давили, знали: у них там люди мёрзли.
На втором часу переговоров один из станичников вышел по нужде на баз и на обратном пути его остановил ординарец Романовского, разбитной казак Луганской станицы, которому надоело ждать в холодных сенях, и сказал:
– Долго чего-то вы там. Смотрите, дождётесь! Подойдёт Корнилов, он вас всех повесит, а станицу из орудий разнесёт.
– Такой суровый? – удивился станичник.
– Что суровый? Жестокий! Он сибирский казак, наполовину киргиз. А степняки они все жестокие. Так что решайте там побыстрей.
– А что решать-то?
– Не знаю. Может, вы хотите помереть геройски, на виселице. Деревья-то крепкие найдутся в станице?
– Тьфу на тебя,– в сердцах плюнул станичник и зашёл в залу.
Он подошёл к станичному атаману и пошептал что-то на ухо. У того вытянулось лицо:
– Да ты что?
– Да.
– Вот что, господа генералы, вышли бы вы в сени, нам посовещаться надо.
Генералы с неохотой подчинились. Через некоторое время их позвали.
– Вот что, ваши превосходительства, мы понимаем, ваши люди устали, на базу прохладно. Что ж, заходите в станицу. Погрейтесь, отдохните. На полдня. А потом – всё! Если красные появятся – без боя отступайте. Нам тут драка не нужна. Поймите правильно.
– Поймём как надо. И на том спасибо, – мрачно сказал Романовский. Так сказал, что станичный атаман подумал грешным делом: «Ой, не дай Бог победят и вернуться!»
Усталая, продрогшая Добровольческая армия разлилась по станице, располагались в домах. Местные им были не рады. Доброармейцам было всё равно – очень хотелось согреться и уснуть.
Софью де Боде нашёл прапорщик Пётр Тулупов, её знакомый по Александровскому училищу. Они вместе приехали на Дон и он ещё с Москвы оказывал ей знаки внимания.
– Соня, я тут место нашёл, тёплое.
Офицерочки заулыбались и стали многозначительно переглядываться. Софья на них грозно посмотрела.
– Пойдёмте, Пётр.
Тулупов подвёл её к серому сараю, открыл дверь:
– Прошу.
– Тулупов, это же сарай!
– Не дворец, конечно, зато с сеном. Прошу, мадемуазель.
Они зашли, разгребли в стоге сена яму, постелили шинель Тулупова, сняли сапоги, положили их под голову, на них вещмешки, а сверху папахи, рядом ремни и винтовки. Укрылись
– Всё, Петенька, давай спать.
Пётр подчинился. Они прижались друг к другу и закрыли глаза. Казалось и минуты не прошло, как заиграла труба, призывая доброармейцев к продолжению похода.
Как не хотелось вылезать из тёплого сена! Но надо. Пётр опять поцеловал её. Соня упёрлась ему в грудь руками, отстранила его.
– Ну, всё, хватит.
Стали одеваться. Одеваться как можно быстрее – холодно.
– Тулупов, только не воспринимай это в серьёз.
– Почему? – удивился Пётр.
– Я всё-таки баронесса.
– Ну и что? У нас уже почти год как равенство всех сословий.
– Да? – протянула она.
– Да. Хотя маменька с папенькой будут не довольны. Что на баронессе я женюсь, что на крестьянке, для них один хрен. Видела в Москве памятник гражданину Минину и князю Пожарскому? Так вот, князь нам родственник. Дальний. Князья Пожарские и Тулуповы ведут свой род от князей Стародубских. Рюриковичи мы. Ты для меня худородная. Была бы хотя бы герцогиня, что ли.
– Тулупов, ты шутишь, – сказала она весело и удивлённо.
– Нет. Ты не огорчайся, для нас и Романовы – худородные. Подумаешь, от какого-то боярина Кошки произошли. Так что, Сонюшка, выйдешь за меня замуж, станешь княжной Тулуповой, принцессой.
– Ты серьёзно? – она подошла к нему (они стояли одетые у сарая), положила свои ладони ему на грудь и заглянула в глаза.
Он положил свои руки ей на талию и тоже стал серьёзным:
– Серьёзно. Говорят, что дед Антон женился.
– Не говорят. Я с его женой разговаривала.
– Тем более. А мы чем хуже?
– Я Сашу ещё не забыла.
– Три месяца прошло, как его убили.
– Ещё помню.
В уголках глаз у неё заблестели слёзы, она их смахнула и сказала сдавленным голосом:
– Ладно, пошли.
Дон решили переходить в том месте, где в него впадает Аксай. Первым на другой берег перешёл Алексеев с тросточкой в руке. За ним галопом перевезли артиллерийские орудия и поставили их дулами к реке. Следом, верхом на лошади в сопровождении своего конвоя переправился главнокомандующий. Началась переправа. Корнилов встал на пригорке и здоровался со всеми проходившими мимо. Над ним развевалось трёхцветное знамя, а в голубом небе радостно сияло солнце.