Сквозь тени 90-x. Банды и магия
Шрифт:
Никакой подходящей тары для оставшихся двух сотен миллилитров эликсира у меня не было. Потому вылил напиток в целлофановый пакет, замотал на узел и убрал в морозильник.
Настало время тренировок.
Тем же вечером — сходка «Тушаевских».
— Кабан, твою мать, дебил! Ты хоть знаешь, чей этот Славик — сын? — яростно вскрикнул Ахмат.
— Борзого вроде. Но понятия же для всех едины? Неважно, чей там сын, если терпила. Ты же так меня учил, Ахмат?
— Ты сам-то, кем был по-щегляне, пока в мою толпу не
— Никем, — понуро пробубнил Кабан и опустил голову.
— То-то и оно! Славик в ресторанах с блатными досуг проводит. Вчера вон с Пиастром за понятия базарил, попивая водочку и официантку лапал. Поднялся пацан. То, что он тебе бабки нес и нефором одевался по молодой глупости, не делает его обиженным, ты понимаешь?
— Понима-аю, — сказал Кабан, голос его при этом дал петушка, а сам парень скукожился, как ёжик.
— Понимает он. К нам на сходняк сейчас идет Борзый с корешами, пусть и он поймет. Не ссы, бить не будут.
На Кабана было жалко смотреть. Парень отчаялся.
Прошло десять минут, на баскетбольной площадке появились три фигуры взрослых мужчин.
— Здарова, брат, Ахмат. Не обессудь за опоздание. Дела-делишки. Как сам, родной?
Борзый протянул руку лидеру Тушаевских, после чего те крепко по-братковски обнялись и обменялись парой фраз.
— Общий привет, шпана, — сказал Борзый и продолжил, — че за Кабан тут местные округи терроризирует? В круг выйди.
Одноклассник Славы старался казаться уверенным, но прожженных уголовников таким не проймешь.
— А теперь давай рассказывай, с самого начала, — играя желваками, приказал Борзый.
Спустя минуту на пустыре раздался дикий хохот. Володя едва по снегу не катался от смеха, когда услышал о действиях своего первенца, о сравнениях с Брюсом Ли, о том, как грамотно тот нагрузил Кабана. С трудом сдерживая смехотворные порывы, он все же взял себя в руки.
— Ты че думал, у Борзого кто растет? Я сам его и драться учил, и нагружать по грамотному. Кабан… ну, сам же виноват, согласен?
— Да, — ответил собеседник.
Казалось, что он согласен вообще на все, лишь бы сегодня его не опустили старшие. Группировка, в которой состоял Кабан, была всем для него, и он не видел жизни, будучи не при делах.
— Смотрю, наказали тебя уже. Цветешь как гладиолус. Ладно, к тебе претензий нету, ты так-то парень не промах. Глупый только немного. Свободен.
В разговор вступил мотальщик с перевязанной бинтами головой и вышел в круг:
— Я Бомбай. А че, Славик берцы-то мне вернет, алё? — на последнем слове гопник серьезно повысил голос и дернул головой вперед, будто наносит ей удар.
— Алё? — с презрением спросил Борзый. — Погоди-ка, это че, мои валенки? Какого хера ты в моей обуви разгуливаешь?
— А в чем мне разгуливать? Берцы верни, тогда получишь эти валенки беспонтовые.
Лицо Ахмата надо было видеть. Такой дерзости от своего тугодумного подопечного тот никак не ожидал. Бомбай решил, что толпою гасят
Борзый держал себя в руках до последнего. Даже тот факт, что ему простили долг и теперь не было нужды продавать любимый мотоцикл, не смог смягчить сердце. Последовал удар в челюсть, послышался хруст, вылетели зубы, и Бомбай изломанной куклой упал навзничь. Третий раз в эту неделю.
Двумя ловкими движениями Борзый стянул валенки — любая его собственная обувь была для него по-своему ценна.
Тушаевские переполошились, некоторые горячие головы были готовы растерзать наглецов, что заявились на их территорию и так себя ведут. Мадук всем видом показывал, что решительно настроен сорваться с цепи.
Один из корешей Борзого приподнял куртку и продемонстрировал окружающим командирский наган времен раннего СССР.
— Алё, ты там живой? Да ё-моё, он отрубился. Кароче, братва, к вам претензий нет. Этого придурка научите со старшими общаться. В следующий раз я ему язык отрежу и скормлю ему же самому. Ахмат, не обессудь. Всем фарта! Я по делам.
Борзый решил не кидать предъяву за то, что его сына хотели окучить толпой. Во-первых, по причине хорошего настроения от прощеного долга он и сам решил простить других. Во-вторых, уже выместил негодование на Бомбае.
Утро следующего дня, квартира Огневых.
Чай, сухари, отличное настроение. Собрался в школу. Возле входной двери увидел валенки, очень уж похожие на те, что я обменял бартером одному хулигану. Как интересно!
Сегодня выдвинулся на улицу пораньше, с целью перехватить Аверьяна у школы.
Дождавшись одноклассника, использовал ворожбу отвода глаз.
— Утро доброе, принес эктоплазму?
— Доброе, как и договаривались, — ответил Аверьян, зенки его сверкали огнем.
— Вот, — сказал я и протянул эликсир.
— В пакетике? Серьезно? Ты за кого меня держишь?
— По условиям договора я имею право использовать убеждение на тебе один-единственный раз. Возьми пакетик. Аккуратно надкуси дырку, смотри, не пролей! Выпей все до последней капли. И… успокойся!
Аверьян послушно выполнил мою просьбу. Едва содержимое влилось внутрь, как тот отшвырнул пакетик и занес руку для удара, но в последний момент остановился.
— Ты… достал уже! — крикнул разъяренный одноклассник, толкнул меня в грудь и направился на учебу.
А эктоплазма? Не успел спросить я. Забавно, что все случилось прямо у входа в школу, среди десятков учеников. Но те так ничего и не поняли.
На пути в класс встретился с Кабаном. Он протянул руку для рукопожатия. Одноклассник излучал дружелюбие, и это меня слегка смутило. Ответил взаимностью. Мой недоумённый взгляд стал сигналом для начала разговора. В глазах Кабана заблестела искра любопытства, словно он готов был открыть завесу тайны и поделиться чем-то важным.