Сквозь тьму

Тертлдав Гарри

Пару дней спустя он начал выходить на улицу и бродить по Эофорвику, встречаясь с людьми, на которых он создавал аккаунты. Он обнаружил, что потерял пару из них из-за других бухгалтеров: неизбежное, как он предположил, когда он не смог сообщить им, почему он не появлялся. Что он сохранил столько клиентов, сколько ему очень понравилось.

Этельхельма, певца и барабанщика, не было в его квартире, когда Элстан пришел позвонить. Швейцар здания сказал: “Джентльмен повез свою группу на гастроли, сэр. Он действительно дал мне конверт, чтобы я передал тебе, если ты вернешься, пока

его и его коллег не было ”.

“Спасибо”, - сказал Эалстан, а затем должен был вручить парню монету за то, что он должен был сделать даром. Эалстан взял конверт и отошел, прежде чем открыть его; что бы там ни было, он не хотел, чтобы швейцар узнал об этом.

Привет, прочитанная заметка.

Я надеюсь, что ты чем-то заболел. Если нет, то алг-вианцы, вероятно, обрушились на тебя и твою леди. Я думаю, вы можете преодолеть одно легче, чем другое, учитывая, как обстоят дела в наши дни. Если вы перечитаете это, то, вероятно, все в порядке. Если тебя нет, то я бы хотел, чтобы ты был. Береги себя.

Лидер группы нацарапал свое имя под последним предложением.

Эалстан улыбнулся, складывая записку и засовывая ее в поясную сумку. Этель-хелм любила говорить загадками и парадоксами. И Эалстан вряд ли мог придраться к этому. Лучше заболеть любой естественной болезнью, чем позволить альгарвейцам узнать, что он укрывал Ванаи.

Этот момент настал, когда он вернулся на свою, к сожалению, маленькую улицу. Пара великовозрастных, располневших альгарвейских констеблей стояла перед соседним многоквартирным домом. Один из них повернулся к нему и спросил: “Ты знаешь какую-нибудь каунианскую сучку, живущую на этой улице?”

“Нет, сэр”, - ответил Эалстан. “Я не думаю, что кто-нибудь из вонючих блондинов остался в этой части города”. Он изо всех сил старался говорить как обычный фортвежец, фортвежец, который ненавидел каунианцев так же сильно, как и люди короля Мезенцио.

Другой альгарвейец заговорил на своем родном языке: “О, оставь италоне, клянусь высшими силами. Значит, она нам не досталась. Конца света не будет.Она расплатилась с нами”.

“Бах”, - сказал первый констебль. “Даже если все эти ублюдки говорят, что никогда ее не видели, мы оба знаем, что она где-то здесь”.

После того, как люди короля Мезенцио взяли Громхеорт, родной город Эалстана на востоке Фортвега, они заставили студентов академии начать изучать альгарвейский вместо классического каунианского. Это, без сомнения, помогало студентам изучать лучшие предметы.Иногда у этого были и другие применения. Эалстан старался выглядеть как можно более скучным и незаинтересованным.

“Откапывать ее - больше хлопот, чем пользы”, - настаивал второй постоянный. “И если мы попытаемся откопать ее и не найдем вместе с ней, мы будем ходить по городской свалке до скончания веков. Давай, поехали”.

Хотя он продолжал ворчать, констебль, который говорил по-английски, позволил убедить себя. Он ушел со своим приятелем. Эалстан смотрел им вслед.Если бы они говорили о ком угодно, но не о Ванаи, он был бы поражен.

Но

они не собирались звать своих приятелей и пытаться раскопать ее. Эалстан цеплялся за это. Поднимаясь по лестнице, он задавался вопросом, должен ли он рассказать о том, что подслушал. Он решил, что это плохая идея.

Когда Ванаи впустила его после кодового стука, она в смятении щелкнула языком сквозь зубы. “Сядь”, - сказала она тоном, не допускающим возражений. “Ты измотан до нитки. Позволь мне налить тебе вина. Тебе не следовало выходить”.

“Я должен продолжать свой бизнес, иначе мы не сможем покупать еду”, - сказал он, но был рад сесть на потертый диван и вытянуть ноги перед собой. Ванаи принесла ему вино, все время кудахча, и села рядом с ним. Он склонил голову набок. “Тебе не нужно поднимать из-за меня такой шум”.

“Нет?” Она подняла бровь. “Если я не сделаю, кто сделает?”

Эалстан открыл рот, затем снова закрыл его. У него не было достойного ответа, и он был достаточно умен, чтобы это понять. Если бы они не позаботились друг о друге здесь, в Эофорвике, никто другой не позаботился бы. Для него все было не так, как тогда, в Громхеорте, когда его мать, отец и сестра беспокоились о нем, а старший брат устранял любые неприятности, с которыми он не мог справиться сам.

И то, что Ванаи суетилась вокруг него, не было похоже на то, что суетилась его мать.Ему было трудно определить, как и почему это было не так, но разница оставалась.После очередного глотка вина он решил, что Ванаи, хотя и суетилась, не обращалась с ним так, как будто ему было два года, пока она это делала. Что касается его матери, он никогда не был бы никем иным, как ребенком.

Он сделал еще один глоток вина, затем кивнул Ванаи. “Спасибо”, - сказал он ей. “Это вкусно. Это то, что мне было нужно”.

“Не за что”, - сказала она и засмеялась, хотя и не так, как если бы она была веселой и беззаботной. “Я звучу глупо, не так ли? Но я едва знаю, что делать, когда кто-то говорит мне это. Мой дедушка не делал этого, или не очень часто, и то, что мне приходилось делать для него . . . .” Она снова рассмеялась, еще более мрачно, чем раньше.

“Может быть, Бривибасу было трудно понять, что ты больше не ребенок”,

Сказал Эалстан; если это было верно для его родителей - особенно для его матери - почему не для дедушки Ванаи тоже?

Но она покачала головой. “Нет. Ему было легче со мной, когда я была маленькой. Он мог рассчитывать на то, что я сделаю так, как мне было сказано тогда. Позже...” Теперь ее глаза мерцали. “Позже он никогда не мог быть уверен, что я не совершу чего-нибудь отвратительного - скажем, влюблюсь в жителя Фортвежья”.

“Что ж, если тебе нужно было выбрать что-то возмутительное и позорное, я рад, что ты выбрала это”, - сказал Эалстан.

“Я тоже”, - ответила Ванаи. “Многие другие мои решения были хуже.” Она снова выглядела мрачной, но, как показалось, явным усилием воли, сменила выражение. Задумчивым голосом она продолжила: “Знаешь, я не влюблялась в тебя по-настоящему, пока мы не пожили в этой квартире некоторое время”.