Сквозь века
Шрифт:
— Уходи, — вдруг проговорил он, чуть прикрывая свои ужасные глаза пеленой ресниц, на кончиках которых дрожали блики пламени костра, но продолжая наблюдать за мной пристально и тяжело, я ахнула, вскакивая со своего места:
— Но как же бабушка! Ведь я преодолела все это ради…
— Уходи!!!
– рявкнул он так, что волосы встали дыбом на всем теле, и ей-богу я заработала не один седой волос, бросившись прочь от костра, от него, и этого леса, молясь только об одном — чтобы он не последовал за мной!
Всхлипывая и почти подвывая
Словно сам лес тянул меня обратно, к нему, на ту поляну, не давая выбраться на свободу и топя в белоснежном покрывале, которое могло стать моим вечным саваном. Я не сдавалась, продираясь сквозь ветки и снег из последних сил, ощущая во рту горечь и вкус крови.
Оставался последний рывок до кромки черного леса, где была невидимая линия добра и зла, черного и белого, когда я ощутила, что меня легко подбросили в воздухе, заставляя вскрикнуть, и горячие сильные руки сжали, держа буквально на весу.
Я знала, что все это время он шел за мной.
Играл и наслаждался моими попытками сбежать от него и страшной участи остаться здесь навсегда, когда даже моя душа больше не сможет найти покоя, а кровь украсит новыми символами столпы его жилища.
— Желание за желание, помнишь? — проурчал его голос надо мной, пока я пыталась барахтаться в ручищах, что держали меня совершенно не напрягаясь, словно я была всего лишь котенком, а дыхание было так близко, что мои волосы разметались на затылке.
— Мое желание ты не исполнил! — вскрикнула я, а он расхохотался, снова подбрасывая меня вверх и ловя теперь так, что мы оказались лицом к лицу, проурчав низко, сладко и чувственно:
— Тогда и ты мое исполнишь лишь малой частью. По крайней мере, сейчас.
Я ожидала от него чего угодно — что он вгрызется в мое горло, что задушит, или вырвет руки, но только не того, что вопьется губами жадно и горячо, заурчав в мой рот от блаженства, не давая опомниться от шока, когда горячий язык скользнул между моих губ, завладевая и повелевая.
В какой-то момент я даже обмякла от неожиданности, распахнув глаза, и видя его — синие-синие глаза, через пелену ресниц, так, словно окунулась в ледяное озеро, задохнувшись, оттого, что сполна ощутила аромат его тела, и даже вкус на собственном языке.
Никто никогда еще не касался меня так — смело, жарко и жадно до прикосновений и моих чувств, словно он пытался проглотить меня, оставляя навсегда в себе, чтобы затем отрывать по кусочку долгие десятки лет, вкушая, словно изысканное лакомство.
Я дернулась всем телом, глухо ахнув и ощутив резкую боль на губах, не сразу понимая, что он укусил меня.
Резко, неожиданно и больно, так что кровь буквально брызнула тонкой струйкой, и в его глазах показалась луна, отразившись от бездонных почти волчьих зрачков, а он зарычал, слизывая кровь с моих губ и отшатываясь назад, словно делал это последним усилием
Все еще с трудом дыша и не понимая совершенно ничего, я смотрела огромными глазами на этого мужчину, который пошатнулся, словно внезапно опьянев, и присел на корточки, сжав в руке комочек снега, который не растаял, а превратился в лед, чтобы приложить осторожно его к моей губе, отчего он тут же стал багровым.
— Беги, — прорычал он, заставляя меня заморгать и ахнуть. — Беги так быстро, как только можешь, и не смей оборачиваться!..
Я барахталась так сильно, что была вся мокрая, всхлипывая и загребая руками волны снега, которые уже не были холодными, становясь скомканным в ногах одеялом и отброшенной подушкой, но тьма вокруг была все такой же пугающей, как и голос, который мог ласкать и запугивать одним своим звучанием, похожим часто на урчание:
— …ты всегда любила мои волосы. Могла часами перебирать их, заплетать в косу. И цеплялась своими тонкими пальчиками каждый раз, когда я был между твоих ног, лаская, пока ты не начинала кричать…
— Что? — выдохнула я в темноту, чувствуя, как проваливаюсь снова в темноту и мрак, настолько липкие и удушливые, что едва могла дышать, делая рваные судорожные выдохи и жадно втягивая в себя воздух, который был наполнен свежестью, ароматом хвои и чистого озона, какой обычно бывает после сильного дождя.
Коже стало так приятно и легко, словно каждая частичка меня дышала и купалась в блаженстве.
Блаженстве, таком ярком и сладостном, что хотелось глухо застонать, потому что оно скручивало изнутри, вытягивая из меня все соки, и наполняя вспышками наслаждения, такими сильными, что они причиняли боль, закручиваясь тугими пружинами.
Я слышала приглушенные стоны, не сразу поняв, что это мой голос, и что я лежу совершенно обнаженной на влажной от дождя траве, содрогаясь всем телом и хватаясь пальцами за черную копну волос, которые рассыпались по моим бедрам и ногам.
Больше не было вокруг снега.
Не было страха, но я снова не могла дышать, прогибаясь в спине, так сильно, что казалось, будто мой позвоночник просто треснет, оттого, что ОН был рядом, держа мои ноги широко разведенными и прижимая колени к влажной земле, собирая ртом влагу моего тела своим языком, так вероломно, жадно и искусно, что невозможно было молчать.
Я видела его обнаженную мощную спину, где вдоль позвоночника были изображены черные символы. Его широкие плечи и сильные руки, на которых были такие же черные замысловатые рисунки, как и на спине, заканчиваясь на запястьях.
Сотни звезд взрывались в моем теле от каждого его движения, от каждого прикосновения губ и языка, что исследовал меня настолько откровенно, насколько это только было можно, до полного изнеможения и моей мольбы остановиться и дать передышку, иначе я просто умру, и его приглушенно томного смеха.