Сквозь всю блокаду
Шрифт:
Старший лейтенант Герман Афанасьевич Андрейчук до сих пор воевал неплохо. Под Кирконпуоле, когда его дивизион поддерживал стрелковый батальон Шутова, Андрейчук заслужил орден Красного Знамени, пять недель круглосуточно отбивая атаки финнов и немцев. А когда получил приказ перейти на новый рубеж обороны, вывел свой дивизион в полной сохранности, не потеряв ни одного орудия.
Вот я и приехал сегодня к Андрейчуку, в его дивизион, чтоб понаблюдать, как завтра он будет вести бой.
Андрейчук — чистенький, аккуратный, пожалуй, даже излишне
18 сентября. 9 часов вечера
Наблюдательный пункт 1-го дивизиона 334-го КАП. Блиндаж на опушке мачтового леса, выдающегося клином в болото. На кроне высокой сосны — гнездо наблюдателя. Перед НП — болото, которым позиции финнов. По этому болоту нашей пехоте завтра предстоит наступать.
А позади нас — дорога, по которой мы только что, минут десять назад, пришли сюда из штаба дивизиона, где Андрейчук устроил совещание с командирами батарей, обсуждал с ними план завтрашней операции.
Все — цели, время, количество снарядов, коды, связь и взаимодействие с пехотою — обусловлено. Командиры батарей, зашедшие с совещания в столовую, а затем сюда, на НП, скоро разъедутся верхами по своим батареям, чтоб на рассвете начать бой.
Блиндаж обшит досками. Жарко натоплена печка. Кровать, тахта, стол, керосиновая лампа. Маленькое окошечко, глядящее в ход сообщения. Блиндаж разделен на две половины. Дверь завешена портьерой, сделанной из разрезанного одеяла. За ней радиостанция и полевой телефон, возле них радист и телефонист. Там же их койки и койка адъютанта.
А здесь, где находимся мы, уютно, как в городской комнате. Заливается патефон — нежная музыка. Сидят командиры. Начальник штаба дивизиона лейтенант H. Н. Коськин — широкое, как луна, юное девическое лицо, зачесанные назад длинные волосы… Командир 2-й батареи украинец Иван Васильевич Шмалько — черный, блестящие черные глаза, черные усы, писаный красавец, мужественное, смелое, крупное лицо. Синие галифе, шашка, китель, шпоры. Я знаю, что он в армии с 1937 года, а до этого учился на архитектурном факультете в Киеве. Я знаю о нем, как прекрасно держался он в первом бою, под Кирконпуоле, как вызвал в трудный момент огонь на себя. Он скромен, немногоречив. Другой командир батареи — совсем еще юноша, лейтенант Волков.
…Удар снаряда. Выбито стекло, волна воздуха. Рядом три разрыва тяжелых снарядов. Андрейчук, вскочив со стула, пригнулся к полу. Опять снаряд. Теплой волной воздуха — меня по лицу. Я — на тахте, пишу. Опять три выстрела и три разрыва снарядов — уже перенес… Следующие разорвались дальше. Еще два — рядом. Андрейчук резко:
— Из блиндажа не выходить!
И запустил остановившийся патефон. Еще снаряд. Коськин:
— Надо завесить! Приказ читали, что в лесу финская разведка?
Может быть, финны и бьют потому, что как-либо пронюхали о завтрашней операции?
Командиры перекидываются короткими фразами. Голоса у всех напряженные.
Андрейчук
— Немедленно ужин выслать сюда!
Коськин читает мою книжку, подаренную Андрейчуку. Андрейчук пистолетом забивает гвоздь в косяк оконца, прикрепляя ватник… Вот опять тихо…
Опять стрельба — далеко. И вот — близко… и опять легкая взрывная волна… Снова удар — потухла лампа. Зажгли. Свист и удары снаряда. Опять мигает лампа… Опять… Лейтенант Волков:
— Помнишь, там был тоненький накатик? А здесь — ничего!..
Опять… Патефон продолжает играть. Вот 9 часов 10 минут вечера. Андрейчук:
— Он сюда не бил еще ни разу!
…Шмалько сидит напротив, на кровати, развалясь. Он невозмутим, словно и вовсе не замечает обстрела. А бьют сюда, стараясь накрыть именно нас, потому что, кроме нас, никого нет в этом лесу. Коськин:
— Завтра, если будет лекция, мы услышим много интересного.
Андрейчук вскрыл две банки консервов. Из-за портьеры показывается голова телефониста Янова:
— Связи нет… перебита!
— Послать исправить! — приказывает Андрейчук.
Голова Янова исчезает за портьерой, и слышен его голос:
— Слушаю! Слушаю! Ну что такое? «Страуса» нет?..
Патефон продолжает играть. Коськин поставил пластинку из фильма «Богатая невеста». Шмалько сидит молча, в задумчивости, и Коськин ему говорит:
— Товарищ командир второй батареи что-то, слушая, загрустил!
Шмалько приподнялся, слова Коськина не сразу дошли до его сознания. Вышел из задумчивости, засмеялся:
— Нет, я просто вспомнил, при каких обстоятельствах я смотрел этот фильм!
Разрывы снарядов и мин, гасившие в нашем блиндаже свет, продолжались, перебивая рассказ Шмалько об уже известных мне по другим рассказам действиях его батареи в бою под Кирконпуоле, за которой Шмалько представлен к ордену Ленина. И все-таки мне удалось записать этот рассказ. Окончив его, Шмалько, не дожидаясь прекращения обстрела, распростился со всеми и вышел из блиндажа, чтоб ехать верхом на свою батарею. Лес в этот момент с треском ломался от разрывов тяжелых снарядов. Но Шмалько так просто сказал: «Надо ехать!», что никто не решился посоветовать ему переждать…
А через несколько минут после отъезда Шмалько явился осыпанный землей связист, доложил, что перебитая связь восстановлена.
19 сентября. 6 часов 15 минут утра
Бой идет, артподготовка уже отгрохотала. Теперь отдельные орудия ведут огонь по заявкам пехоты.
Андрейчук прислушивается к звукам, полным для него смысла. Ему нужно выяснить обстановку, и он говорит телефонисту Янову:
— А ну, пусть начштаба узнает у «Звезды» положение наше!
«Звезда» — это начальство… Янов передает вопрос Андрейчука начальнику штаба Коськину, через минуту сообщает: