Слабая женщина, склонная к меланхолии
Шрифт:
— Что это такое? Открыто же!
Заглянул кто-то из тех двоих, которые всегда торчали в коридоре возле его палаты, радостно доложил, что пришли посетители, сейчас им халаты выдадут — и заявятся. С импортными апельсинами. Через пару минут заявились посетители в халатах, правда с импортными апельсинами. Тугарин Асю опять со всеми перезнакомил, она опять никого не запомнила. Посидела еще немножко, приняла участие в дежурной дискуссии об импортных апельсинах: «Апельсины бывают только импортные, отечественных не бывает!» — «А грузинские?» — «Это уже заграница!» — и собралась домой. Она всегда сразу
Когда в тот день Ася вернулась от Тугарина, тетя Фаина долго молча хмурилась, поджимала губы, недовольно покашливала, наконец не выдержала, сердито спросила:
— Ну что там опять не так? Осложнения какие, что ли?
— Да какие там осложнения, — вяло ответила Ася. — Заживет все как на собаке. Врачи удивляются. На нем всегда все заживало как на собаке… Никогда не привыкну.
— Это правильно, — поразмыслив минуту, сказала тетя Фаина. — Себя ломать нельзя, из этого ничего хорошего не выйдет… Ну и что делать будешь?
Ася задумалась. А действительно, что она делать будет? Не знаешь, что делать, — не делай ничего. Не дурак сказал.
— Ничего не буду делать, — решила Ася. — Совсем ничего. Не пойду завтра. Отпуск проходит, а я почти ничего не успеваю. И вы с детьми по полдня одна… Все, завтра я к нему не пойду.
— И это правильно, — обрадовалась тетя Фаина. — Это очень хорошо, что ты завтра дома побудешь. А то мне уйти надо до обеда, а я все думала, с кем мелких оставлять. Можно бы с Митькой, он даже рад будет — в школу не ходить! Да ведь это не сильно педагогично. Да, Аська?
— Не сильно, — виновато ответила Ася, думая совсем не о том, что Митьке не следует пропускать уроки, а о том, что она сама свалила на тетю Фаину свои обязанности.
Тетя Фаина присмотрелась к ней, подумала — и вдруг изменила мнение на прямо противоположное:
— А может, наоборот? С детьми заниматься — это для души всегда полезно. А школа денек потерпит без Митьки. Все равно каникулы на носу.
— Можно и наоборот, — согласилась Ася. — И школа потерпит, и каникулы скоро… Но я все равно завтра никуда не пойду.
…Поздно вечером, как всегда, позвонил Тугарин. Как всегда, болтал какие-то глупости. Как всегда, задавал неожиданные вопросы: была ли она на Крите, как называются ее духи, перчатки какого размера она носит, сколько лет Соне, большой ли у тети Фаины огород, любит ли Ася ходить на лыжах, кто чинит ее мотоцикл… В конце задал ожидаемый вопрос:
— Ведь ты завтра ко мне придешь, правда? Асенька хорошая… А то я уже соскучился.
— Завтра не приду… — Ася старалась говорить как можно более легким тоном. — Тете Фаине надо уйти, так что мне придется с детьми остаться. Заодно и делами займусь, а то забросила все за неделю, прямо стыдно.
— Ой, как жалко, — огорчился Тугарин, но права качать не стал, на свои боевые раны не намекал, сквозь зубы артистично не стонал… Даже неожиданно похвалил ее: — Все-таки
— Где не встречал? — не сумела удержаться она. — В Германии не встречал? На семинаре?
— В Германии тоже не встречал… — Тугарин проигнорировал ее сердитый тон, говорил весело и непринужденно — болтал. — Нигде не встречал. Ни в Германии, ни во Франции, ни в Англии… в Турции тоже не встречал. И в Греции. И в Египте. И в Италии. И в Эфиопии… Впрочем, в Эфиопии я, кажется, не был. Но это не важно. Таких нигде не бывает. И никогда.
— Ты просто не там искал.
— Да я вообще-то и не искал, — помолчав, очень серьезно ответил он. — Никогда никого не искал… А получилось вон чего. Повезло просто.
— Ты уверен, что повезло, а… не наоборот?
— Чего это вдруг наоборот? — удивился Тугарин. — Конечно повезло. Я тебя люблю.
— Посттравматический синдром, — печально сказала Ася. — Не волнуйтесь, больной, это скоро пройдет.
Тугарин тут же заволновался:
— Как это пройдет? Почему это пройдет? Я не хочу!
— Больной, от вашего желания это не зависит… — Ася сочувственно вздохнула. — Закон природы. Все проходит, пройдет и это. Медицина бессильна.
Тугарин опять помолчал, посопел в трубку, с обидой упрекнул:
— Вот как ты так можешь?! Про медицину… А еще врач. Скажи, что пошутила.
— Я пошутила, — послушно сказала она. — Про медицину. Медицина практически всесильна. Если у тебя это само не пройдет, можно будет попробовать вылечить медикаментозными средствами.
— Я не хочу вылечиваться, — капризным голосом заявил он. — Имею конституционное право отказаться от врачебной помощи. Расписку напишу… А ты постепенно привыкнешь.
— Спокойной ночи, больной, — строго сказала Ася. — Соблюдай режим уже наконец… А то сейчас позвоню дежурному и скажу, что у него некоторые оперированные без наркоза мобильники в отделении не выключают.
— Спокойной ночи, — обреченно пробормотал Тугарин. — Асенька хорошая…
Отбой. Через две минуты телефон коротко пиликнул. Сообщение: «Я тебе говорил, что люблю тебя?» Ася написала: «Спаааать!!! А то позвоню дежурному». Тугарин ответил: «Сплю. И ты спи». Она ничего не стала отвечать. Если ответить — Тугарин опять начнет писать без пауз. Роман в письмах. В эсэмэсках. Детский сад. Смешно, в самом-то деле…
В самом-то деле было совсем не смешно. В самом-то деле было грустно. Вернее — тревожно. Любая зависимость — это серьезная вещь. Освобождаться от любой зависимости — это тяжело, долго и… больно. Уже сейчас, в самом начале, больно. А если болезнь запустить… Бывает, что наркоманов и алкоголиков вытаскивают чуть ли не на пороге гибели. Возвращают в нормальную жизнь. Якобы возвращают, якобы в нормальную… В жизни бывшего наркомана или алкоголика на самом деле очень мало нормального. Потому что бывших наркоманов и алкоголиков не бывает, они все изуродованы зависимостью навсегда, даже если сами не замечают этого, даже если окружающие не замечают этого… Зависимость живет в них и ждет своего часа. И как правило — дожидается и топит человека в себе, и человек перестает быть человеком… Во всяком случае, перестает быть собой. Живет так, как жить нельзя. Боится — но живет.