Слабость Виктории Бергман (сборник)
Шрифт:
Молчание в машине начинало становиться тяжелым, когда Хуртиг свернул на подъездную дорожку, ведущую к дому.
– Миккельсен звонил утром, – сообщил он, заглушив мотор. – Ночью умер Лундстрём. Я хотел сказать тебе до того, как ты прочитаешь об этом в газетах.
Жанетт ощутила, как внутри что-то сжимается. Из-за оглушительного стука дождя по ветровому стеклу ей на миг показалось, что они все еще едут, хотя автомобиль уже стоял у ворот гаража. Единственная ниточка, которая могла привести
Сильным порывом ветра с лобового стекла сдуло дождевые капли, кузов качнулся. Жанетт зевнула, чтобы отложило уши. Дождь стихал, и иллюзия движения исчезла. Пульс замедлился, стал как ручейки дождевой воды, что прокладывали себе путь по стеклу.
– Будь добр, подожди. Я быстро, – пообещала Жанетт, открывая дверцу. – Пойдем домой, Юхан.
Юхан впереди нее прошел через сад, поднялся по ступенькам, вошел в прихожую. Ничего не говоря, снял ботинки, повесил мокрую куртку и скрылся в своей комнате.
Жанетт постояла, глядя ему вслед.
Когда она возвращалась к стоящей у гаража машине, дождь уже тихо моросил. Хуртиг курил возле машины.
– Приобрел привычку?
Хуртиг, ухмыльнувшись, протянул ей сигарету.
– Так, значит, Лундстрём умер сегодня ночью, – сказала Жанетт.
– Да. Похоже, почки все-таки отказали.
Через два коридора. В ту же ночь, когда пришел в себя Юхан.
– Значит, ничего странного?
– Вероятно, нет, скорее – из-за лекарств, которыми его накачали. Миккельсен обещал, что рапорт будет утром, и… Я только хотел, чтобы ты об этом знала.
– Больше ничего?
– Вроде ничего особенного. Незадолго до смерти к нему приходили. Медсестра, которая его обнаружила, сказала, что вечером ему принесли букет цветов. Желтые тюльпаны. От жены или адвоката. В тот вечер, согласно журналу, только они и приходили.
– Разве Аннет Лундстрём не упекли в больницу?
– В больницу – нет, не упекли. Скорее изолировали. Миккельсен сказал, что Аннет Лундстрём в течение нескольких недель почти не покидала виллу в Дандерюде, за исключением дней, когда навещала мужа. Утром к ней приходили, сообщили о случившемся, и… Да, воздух там действительно спертый.
Кто-то принес Карлу Лундстрёму желтые цветы, подумала Жанетт. Желтое обычно символизирует слабость. – Как ты? – спросил Хуртиг. – Здорово быть дома, да? – Здорово, – согласилась Жанетт и замолчала. Снова задумалась о Юхане и наконец спросила: – Я плохая мать?
– Да ну, – неуверенно хохотнул Хуртиг. – Юхан же почти подросток. Сбежал, кто-то его подпоил. Он опьянел, все пошло черт знает как, и теперь ему стыдно.
“Хочешь просто приободрить меня, – подумала Жанетт. – Нет, не выходит”.
– Иронизируешь? – Жанетт тут же поняла, что это не так.
– Нет. Юхану стыдно. По нему
Жанетт оперлась о капот. Может, он и прав, подумала она. Хуртиг барабанил пальцами по крыше машины.
– А что с женщиной из Бандхагена? – Жанетт сама заметила, насколько легко вернулась в роль полицейского. Как хорошо сосредоточиться еще на чем-то, кроме тревоги.
– Шварц допросил ее мужа, но я поговорю с ним еще раз.
– Я хочу присутствовать на допросе.
– Конечно. Но ты же не ведешь это дело.
– Можешь прислать мне на почту, что у тебя есть. Вечером прочитаю.
Когда Хуртиг уехал, Жанетт вернулась в дом, налила в кухне стакан воды и пошла к Юхану.
Мальчик спал. Жанетт поставила стакан на ночной столик, погладила сына по щеке.
Спустившись в подвал, она сунула грязную одежду Юхана в стиральную машину. Спортивная кофта, футбольные гетры. И рубашки Оке, которые еще оставались дома.
Высыпала остатки порошка, закрыла дверцу и присела перед вращающимся барабаном. Перед ней крутились обрывки прошлой жизни.
Жанетт думала о Юхане. Молчал в машине всю дорогу до дома. Ни слова. Ни взгляда. Он принял решение о ее дисквалификации.
Сознательно выбросил из своей жизни.
Больно.
Вита Берген
София убрала квартиру, оплатила счета и постаралась привести в порядок расписание.
В обед она позвонила Микаэлю.
– Ты, значит, еще жива? – У него был кислый голос.
– Нам надо поговорить…
– Прямо сейчас не получится, у меня деловой обед. Почему ты не звонишь по вечерам? Ты же знаешь, как я занят днем.
– По вечерам ты тоже занят. Я оставляла сообщения…
– Слушай, София. – Он вздохнул. – Зачем мы это делаем? Может, просто плюнем на все это?
Словно онемев, София несколько раз сглотнула.
– Что ты имеешь в виду?
– У нас же явно нет времени встречаться. Так зачем упорствовать?
Когда до Софии дошло, что он имеет в виду, она ощутила огромное облегчение. Он опередил ее всего на несколько секунд.
Он хотел положить всему конец. Просто. Без обиняков.
У нее вырвался короткий смешок.
– Именно поэтому я и пытаюсь дозвониться до тебя. Если минут через пять у тебя найдется время, мы поговорим.
После разговора София сидела на диване.
Постирать, думала она. Убрать и оплатить счета. Полить цветы. Закончить отношения. Практические дела сопоставимой величины.
Вряд ли она будет скучать по Микаэлю.
На столе лежала сделанная “поляроидом” фотография, которую она нашла в кармане куртки.
“Что мне с ней делать?” – подумала она.