Слабость Виктории Бергман (сборник)
Шрифт:
– Прости. – Голос Оке стал мягче. – Я немного занят и ответил, не посмотрев, кто звонит. Я не хотел показаться грубым. Черт, я каждый день думаю, как вы там с Юханом.
– В таком случае тебе достаточно снять трубу и позвонить. – Жанетт нажала на кнопку лифта. – Я звонила твоей новой жене, оставила сообщение на ее автоответчике. Разве она тебе не передала?
– Александра? Ни слова не сказала, что ты звонила. Наверное, просто забыла. Так как вы? Ты сама как?
– У меня все лучше и быть не может. Я завела себе любовника на десять лет моложе, но вот у твоего сына не все
С резким звоном опустился лифт, двери разъехались, и Жанетт вошла в кабину.
– Я как раз продал пару картин и могу послать тебе денег.
– Какая щедрость! А с другой стороны – половина этих картин ведь принадлежит мне. В том смысле, что это я годами покупала краски, холсты, и я дала тебе возможность сидеть дома и развиваться.
– Жанетт, ты просто невозможна. С тобой нельзя разговаривать. Я пытаюсь быть любезным, и вот…
– Ладно, ладно, – перебила его Жанетт. – Я стала жалкой озлобленной сукой. Прости. Я рада за тебя, и на самом деле мне неплохо. Мне только трудно понять, как тебе живется в этом во всем. На Александру мне наплевать, я ее не знаю и знать не хочу, но с тобой ведь все по-другому. Мы были вместе двадцать лет, и я думала, что достойна несколько большего уважения. – Я же уже попросил прощения. А мне это не так просто. Что еще мне сделать?
– Да-да, ты старался изо всех сил, – кисло сказала Жанетт, выходя из лифта.
– Завтра мы приезжаем домой. Если хочешь, я заберу Юхана после школы. Он может переночевать у нас, если тебя нужно разгрузить.
Разгрузить, подумала Жанетт. Вот как он на это смотрит.
– Вы разве не должны быть в отъезде целый месяц?
– Планы изменились. Мы улетели из Бостона, потому что в Стокгольме открылось нечто потрясающее. Потом объясню. Мы побудем в городе всего пару дней, а потом – назад в Краков. – Мне пора заканчивать, но ты можешь позвонить Юхану, сказать, как ты по нему скучаешь. И что вы завтра заберете его.
– Конечно. Обещаю.
Они попрощались, Жанетт сунула телефон в сумку, подошла к кофейному автомату, налила себе чашку кофе и унесла ее с собой, в кабинет.
Едва открыв дверь, она увидела у себя на столе толстый пакет. Жанетт вошла, закрыла дверь, села. Сделала несколько глотков горячего кофе и только потом открыла пакет.
Школьные фотографии за три года, гуманитарное учебное заведение Сигтуны.
Через две минуты Жанетт нашла ее.
Викторию Бергман.
Жанетт прочитала подпись под фотографией, провела пальцем по рядам будущих студенток в одинаковой школьной форме и констатировала, что Виктория Бергман – в среднем ряду, почти крайняя справа, она меньше всех ростом и выглядит немного по-детски.
Худенькая светловолосая девочка, наверное – с голубыми глазами. Жанетт сразу бросилась в глаза ее серьезная физиономия и то, что у девочки почти нет груди, в отличие от остальных.
Жанетт подумала: кто-то ведь знает эту серьезную девчушку.
Что-то во взгляде девочки показалось ей знакомым.
Еще ее поразило, насколько серьезный вид у девочки – по какой-то
Жанетт открыла второй фотоальбом, за следующий год, и обнаружила фамилию Виктории в списке отсутствующих. Альбом за последний школьный год также не содержал фотографий девушки.
Жанетт заподозрила, что Виктория Бергман уже в те годы умела отлично прятаться. Она снова взяла первый альбом и посмотрела на разворот.
Фотография была сделана почти двадцать пять лет назад, и Жанетт понимала, что использовать ее для идентификации сегодня невозможно.
Или возможно?
Во взгляде девочки было что-то, уже знакомое Жанетт. Как будто девочка избегала смотреть в глаза собеседнику.
Жанетт с головой ушла в изучение фотографии и дернулась, когда зазвонил телефон.
Она посмотрела на часы. Хуртиг? Ему давно следовало быть здесь. Неужели что-то случилось?
К ее разочарованию, это оказался прокурор Кеннет фон Квист. Он представился в высшей степени угодливым голосом, и Жанетт тут же почувствовала раздражение.
– О’кей, это вы. Что вы хотите?
Прокурор откашлялся.
– Не сердись. У меня для тебя есть кое-что, что ты оценишь. Постарайся через десять минут остаться одна в кабинете и жди факс. – Факс? – Жанетт не могла понять, к чему он клонит, и в ней тут же проснулась подозрительность.
– Именно. Птичка мне напела, что Виктория Бергман стала очень популярной.
Не зная, что думать, Жанетт перевела взгляд на фотографию на столе.
– Скоро ты получишь сообщение, предназначенное только для твоих глаз. Факс, который придет через десять минут, – это некий документ из суда первой инстанции Накки, датированный осенью 1988 года, и ты будешь первой – не считая меня самого, – кто прочитает его после того, как он был подписан. Полагаю, ты догадалась, о чем речь?
Жанетт онемела.
– Понимаю, – выдавила она наконец. – Можете на меня рассчитывать.
– Отлично. Пользуйся на здоровье, и – удачи. Я полагаюсь на тебя и рассчитываю, что все останется между нами.
Погоди-ка, подумала Жанетт. Это ловушка.
– Подождите, не кладите трубку. Почему вы вообще решили переслать мне этот документ?
– Ну, скажем… – Фон Квист немного поразмыслил, потом откашлялся. – Таким образом я хочу извиниться за то, что раньше вставлял тебе палки в колеса. Я хочу исправиться, а у меня, как тебе известно, есть связи.
Жанетт так и не знала, что думать. Слова вроде выглядели извинением, но тон был таким же самодовольным, как всегда.
Подозрительно, подумала Жанетт. Но чем я рискую, кроме выговора от Биллинга?
– Извинения приняты.
Они попрощались и закончили разговор. Жанетт откинулась на спинку кресла и снова взялась за фотографии. У Виктории Бергман был все тот же ускользающий вид, и Жанетт никак не могла решить – то ли из-за того, что над ней так неудачно подшутили, то ли потому, что ей известен некий секрет.