Слабость Виктории Бергман (сборник)
Шрифт:
– Бенгт Бергман?
– На него подавали заявление об изнасиловании двух детей. Мальчик и девочка из Эритреи. Дети без документов, такие не существуют. Дело закрыли. Подпись Кеннета фон Квиста. Адвоката Бергмана звали Вигго Дюрер. Видишь связь? – Жанетт откинулась на спинку дивана и сделала большой глоток вина. – И был еще один человек по фамилии Бергман. Виктория Бергман, дочь Бенгта Бергмана.
– Был?
– Да. Лет двадцать назад она перестала существовать. После ноября восемьдесят восьмого – никаких следов. И все же я разговаривала с ней по телефону, и она не слишком тактично
Пуфф – и их нет.
София неуверенно улыбнулась:
– Прости, пожалуйста, но я ничего не понимаю.
– Несуществование, – пояснила Жанетт. – Общий знаменатель для Бергманов и Лундстрёмов – то, что их как бы нет. В их историях сплошной туман. И я думаю, что туману этого напустили фон Квист с Дюрером.
– А Ульрика Вендин?
– Ну, с ней-то ты знакома. Групповое изнасилование, среди прочих – Карл Лундстрём, в гостиничном номере семь лет назад. Ей вкололи обезболивающее. Дело закрыто Кеннетом фон Квистом. Еще один слой тумана.
– Обезболивающее? Как у убитых мальчиков?
– Мы не знаем, было это одно и то же обезболивающее или нет.
Медицинских исследований не проводили.
– Почему не проводили? – София выглядела рассерженной. – Потому что Ульрика ждала три недели, прежде чем заявить на Лундстрёма в полицию.
София сидела с задумчивым видом. Жанетт поняла, что подруга раздумывает и выжидает.
– Я думаю, что Вигго Дюрер пытается подкупить ее, – сказала она наконец.
– Почему ты так думаешь?
– Когда она была у меня, я заметила у нее новенький навороченный телефон, а в кармане – прилично денег. Она случайно уронила на пол несколько пятисоток. К тому же она видела фотографию Вигго Дюрера, которую я распечатала и положила на рабочий стол. Когда она увидела фотографию, то дернулась. Я спросила, знает ли она его, но она сказала – нет. Я абсолютно уверена, что она соврала.
Гамла Эншеде
Район частных домов Гамла Эншеде построили в прошлом веке для того, чтобы простые люди могли позволить себе дом с двумя спальнями, кухней, подвалом и садиком за ту же цену, что и обычная двухкомнатная квартира в центре города.
Ранний вечер, тучи выглядят угрожающе. Серая тьма опустилась на окраину, и большой клен из зеленого стал черным. По лужайке растекся низкий туман серо-стального цвета.
Она знает, кто ты.
Нет. Прекрати. Она не может этого знать. Это невозможно.
Софии не хотелось думать об этом, но иногда она подозревала, что Жанетт Чильберг вовлекает ее в расследование с какой-то неясной ей, Софии, целью.
София сглотнула. В горле как будто застряло засохшее незрелое яблоко.
Жанетт покрутила в бокале остатки вина, поднесла к губам, выпила.
– Я думаю, что Виктория Бергман – ключевая фигура, – сказала она. – Найдем ее – распутаем все дело.
Спокойно. Дыши.
София
– Почему ты так думаешь?
– У меня такое ощущение. – Жанетт почесала голову. – Бенгт Бергман работал на СИДА и, насколько я понимаю, в том числе в Сьерра-Леоне. Во второй половине восьмидесятых его семья жила там какое-то время, и мне кажется – это еще одно звено в цепочке совпадений.
– Не поняла.
Жанетт рассмеялась:
– Да ведь Виктория Бергман в молодости была в Сьерра-Леоне, и Самуэль Баи – из Сьерра-Леоне. А потом еще и ты – пришло мне в голову, – ты ведь тоже там бывала. Так что вот, мир тесен.
Что она хочет этим сказать? Намекает на что-то?
– Может быть, – задумчиво произнесла София, и нутро свело от беспокойства.
– Один или несколько человек из тех, кого мы проверяем, знает убийцу. Карл Лундстрём, Вигго Дюрер, Сильверберг. Кто-то из Бергманов или Лундстрёмов. Убийцей может оказаться и кто-нибудь вне этой группы, и кто-то, относящийся к ней. Кто угодно.
Но я уверена: Виктория Бергман знает, кто убийца.
– На чем основана твоя уверенность?
– На инстинкте, – усмехнулась Жанетт.
– Да?
– Да. По моему телу циркулирует кровь трех поколений полицейских. Мой инстинкт редко ошибается, а в этом случае у меня пульс подскакивает каждый раз, когда я думаю о Виктории Бергман. Называй это полицейской жилкой, если хочешь.
– Я начала набрасывать психологический профиль, хочешь взглянуть? – София потянулась к сумочке, но Жанетт остановила ее:
– С удовольствием, но сначала я хочу услышать, что ты скажешь о Линнее Лундстрём.
– Я только что с ней встречалась. На сеансе терапии. И я думаю, что, как и было сказано, ее использовал не только отец.
Жанетт пристально взглянула на нее:
– Ты ей веришь?
– На сто процентов. – София подумала. Она чувствовала, что в этот момент может раскрыться, обнаружить части себя, которые до этого прятала. – Я сама в молодости ходила на терапию и знаю, насколько это освобождает – возможность рассказать все. Абсолютно честно и чтобы тебя не перебивали, рассказать обо всем, с чем пришлось иметь дело, кому-то, кто внимательно и сочувственно слушает. Кому-то, кто, может, и не пережил такого, но посвятил много времени и денег тому, чтобы научиться разбираться в человеческой психике, и кто принимает твою историю всерьез, и поддерживает, и анализирует, даже если у него есть всего один рисунок или одно письмо, и кто может сделать выводы и думает не только о том, какое лекарство можно выписать, и кому необязательно искать виноватых и козлов отпущения, даже если… – Эй! – перебила Жанетт. – Что случилось, София?
– А что? – София открыла глаза и увидела перед собой Жанетт. – Ты на время куда-то пропала. – Жанетт потянулась через стол и осторожно погладила руки Софии. – Тебе трудно об этом говорить?
София почувствовала, как глаза наливаются горячим, как подступают слезы. Она почувствовала себя такой слабой. Но минута прошла, и она помотала головой:
– Нет. Я только хотела сказать, что уверена: Вигго Дюрер замешан. – Да, я же об этом и говорю. – Она сделала паузу, словно подыскивая слова.