Слабость Виктории Бергман. Трилогия
Шрифт:
Жанетт сняла фотографию со стены. Сев на пол, она посмотрела на Хуртига взглядом, как ей показалось, воспаленным и мутным.
– Нет желания поехать назад, в управление? – спросила она. – Если честно, нет.
– У меня тоже. Но и домой не тянет. Не хочу сидеть одна вечером, и, если совсем честно, я даже Софию не могу видеть. Единственный человек, рядом с которым я сейчас могу быть, это ты.
– Я? – Хуртиг почти смутился.
– Да-да. Ты.
– У меня тоже нет желания оставаться сегодня одному. – Он улыбнулся. – Сначала Государственное
Жанетт вдруг почувствовала себя по-новому близкой к Хуртигу. Они вместе провели день в аду.
– Переночуем на работе, – вырвалось у нее. – Что скажешь?
Купим пива и просто расслабимся, а? Наплюем на все, даже говорить обо всем этом не будем. Забудем обо всем на один чертов вечер.
– Ладно. Почему бы и нет? – Хуртиг приглушенно рассмеялся.
– Отлично. Но прежде чем отпуск начнется, надо позвонить фон Квисту. Пусть, черт меня дери, берется за работу, больной или здоровый. Пора объявлять Дюрера уже в государственный розыск, к тому же мне нужно проверить вот эту картинку. – И она показала Хуртигу фотографию, которую только что сняла со стены.
Квартал Крунуберг
Звонок из преисподней настиг прокурора Кеннета фон Квиста, когда он стоял с бокалом шампанского в руке у дверей ресторана, беседуя с одной дамой из полицейского начальства о важности своевременной подрезки пеларгоний.
Прокурор ничего не знал о растениях, но за долгие годы научился вести диалог, сначала задавая вопросы, а потом используя полученную информацию и формулируя общепризнанные и не вызывающие противоречий утверждения. Кое-кто считал такую беседу банальщиной, но фон Квист ценил свои светские таланты.
Когда у прокурора зазвонил телефон, он извинился и отставил бокал в сторону. Прежде чем ответить, он решил, что, возобновляя прерванную беседу с начальницей, скажет так: февраль – подходящий для садовых работ месяц, но подрезкой надо заниматься с осторожностью.
Увидев на дисплее номер Жанетт Чильберг, он почувствовал, как в желудке завязывается узел. Прокурору не нравилось, когда ему звонит Жанетт Чильберг. Эти звонки означали проблему.
– Да, – ответил он, надеясь, что все кончится быстро.
– Надо объявить Вигго Дюрера в государственный розыск, – начала Жанетт, не представившись, отчего фон Квист сразу остервенился. Это же элементарные правила приличия – назвать себя, прежде чем излагать дело. К тому же прокурор понял, что его надежды быстро вернуться к прерванному разговору о садоводстве оказались тщетными.
– Мне нужен ордер на розыск в национальном масштабе, – продолжала она. – Высший приоритет. Аэропорты, паромы, границы…
– Стоп, стоп, hold your horses, – перебил прокурор, изображая дурачка. – С кем я разговариваю? Я не узнал номер.
Срань господня, подумал он. Вигго Дюрер.
Несколько секунд в трубке было тихо, фоном фон Квист слышал автомобильный мотор, работающий на бешеных оборотах. Три бокала шампанского, выпитые на пустой желудок,
– Это я, Чильберг. Еду из хибары Дюрера на Юргордене, возвращаюсь в город.
Она сделала паузу, и прокурор увидел в этом возможность оттянуть разговор.
– Та-ак… – Он постарался растянуть слово, как мог. – На каких основаниях вы желаете прибегнуть к столь радикальным мерам, что мы должны применить главу двадцать четвертую Уголовного кодекса, седьмой параграф? Часть вторая? Не может ли быть так, что вы, глубокоуважаемая, снова поторопились?
Прокурор услышал, как Чильберг переводит дух, и его позабавила мысль, что она вот-вот взорвется. Продолжил он еще медленнее, одновременно наблюдая, как Деннис Биллинг вылезает из такси и направляется к входу в ресторан.
– Я имею в виду, что мы имеем дело друг с другом уже несколько лет и, будем откровенны, не один раз ваши утверждения оказывались безосновательными, отчего вы были вынуждены совершить свои хождения в Каноссу. – Прокурор уже готов был добавить “старушка”, но запнулся и, к своему изумлению, услышал, что Жанетт смеется.
– Ну вы и весельчак, Кеннет, – сказала она.
Прокурор испытал разочарование от того, что Чильберг не лопнула от злости, да еще и выдала одну из длиннейших тирад, начиненную, как он и ожидал, феминист ской чепухой.
Шампанское придало ему куражу, и он подумал, что его освежила бы горячая перепалка на тему гендерного вопроса. Сам он в этот вопрос не верил и считал его ерундой. Фантастическая теория, родившаяся в головах перебравших красного вина шлюх. Но прежде чем он успел найти удачную реплику, Жанетт продолжила, не выказывая никаких признаков раздражения:
– Мы под гаражом Дюрера нашли такое, что ваш любимый убийца Томас Квик позеленел бы от зависти. Но в отличие от случая Квика тут у нас всего под завязку, если вы меня понимаете. Части тел, пыточные инструменты и приспособления для адовой тучи медицинских экспериментов. И, насколько я могу судить, Дюрер виновен не в одном и не в двух убийствах. Вы скорее насчитаете с десяток и округлите до верхнего значения. У меня сейчас нет сомнений: мы нашли того самого человека. Он задокументировал все. Без исключения.
– Повторите-ка? – У прокурора голова пошла кругом.
Прокурор Кеннет фон Квист глубоко дышал, искал подходящие вопросы, достойные юридические возражения, существенные противоречия в ее анализе ситуации или что там еще – лишь бы законным образом отложить объявление Дюрера в общегосударственный розыск.
Но в голове было пусто.
Словно кто-то возвел брандмауэр, заблокировавший речевые центры. Прокурор знал, что хочет сказать, но не мог пошевелить губами. Словно армия его мозговых клеток взбунтовалась и отказывается повиноваться приказам. Прокурор, с прижатым к уху телефоном, не мог сделать ничего, кроме как и дальше слушать эту окончательно зазнавшуюся Жанетт Чильберг. Вот ведь прыщ на заднице, думал он. И чем таким, мать его за ногу, занимался этот Дюрер?