Сладкая горечь
Шрифт:
— Но зачем, зачем?
— Затем, что я не стану менять своего решения из-за всяких случайностей. Сегодня днем я просила тебя жениться на мне и теперь прошу…
У него снова закружилась голова. Но, увы, не от радости, что его любят.
— Почему, милая? — продолжал настаивать он. — Ты в нем все еще сомневаешься?
— Может быть, — кивнула Рейни. — Во всяком случае, немного. Спору нет, теперь мне известно, что он действительно мне писал… Но сохранилась ли между нами прежняя любовь — я в этом не уверена. Если бы тебе довелось пережить все, что пережила я за эти недели, ты бы чувствовал то же самое. В моей душе поселилась
— Если тобой движет лишь жалость, я этого не приму.
— Ах, не спорь со мной! — устало попросила она. — Если я тебе все еще небезразлична, то бери меня такой, какая я есть. Без всяких оговорок… Уверяю тебя, я все равно бы теперь не вышла за Клиффорда!
Арман хотел возразить, но передумал. Он так любил ее… И все-таки ему нужно было знать, что произошло между Рейни и Клиффордом… Конечно, он вздохнул с облегчением, когда Рейни отказалась разрывать помолвку. Но он все еще сомневался, что она действительно этого хочет. Как и в том, что вправе сейчас принимать ее предложение. Что-то случилось. Этот проклятый англичанин приехал в Шани и все испортил.
— Давай ужинать, Арман, — сказала Рейни.
Он коснулся ладонью ее плеча. Несмотря на жаркий средиземноморский вечер, ее смуглая кожа была прохладна. Ему не хотелось, чтобы в ее прекрасных глазах снова загорались искры призрачной радости.
— Ах, Рейни, — произнес Арман, — может, хватит на сегодня поспешных решений? Все это нужно хорошо обдумать. На нас словно тайфун обрушился.
На ее губах заиграла слабая улыбка, и она протянула к нему холодную руку.
— Дорогой Арман, пойдем! Давно пора садиться за ужин.
— А ты ничего не хочешь сказать бабушке? — прошептал он.
— Сейчас — ничего, — прошептала она в ответ.
Они вошли в роскошно убранную столовую, благоухающую ароматом чайных роз. Старинный обеденный стол был отполирован многими поколениями монахов.
Старая графиня заняла место во главе стола. Она напряженно замерла на стуле с высокой спинкой и беспокойно взглянула на внучку.
— Ну-с, где же ты была? — повторила она.
Рейни молчала и смотрела графине прямо в глаза. Наконец старуха не выдержала и потупилась.
— Из Лондона приезжал Клиффорд Калвер. Специально чтобы увидеться со мной, — ледяным тоном произнесла девушка. — Я немного покаталась с ним на машине.
Графиня нервно сглотнула. Арман почувствовал, что его лоб покрывается испариной. Сегодня Рейни была сама не своя. Он совершенно не понимал ее. Он знал, что эта девушка способна на сильные чувства — так же как и на то, чтобы управлять ими, но то, как Рейни владела собой в эту минуту, изумило его. Арману подумалось, что, по иронии судьбы, в лице внучки графиня обрела абсолютную свою копию. Что называется, нашла коса на камень. Андрина де Шани никогда не простила бы предательства… Арману от души было жаль пожилую даму, ведь та искренне любила внучку, и все, что она сделала, чтобы разорвать роковую любовную связь, она сделала ради нее. И все-таки иначе, как предательством, это было нельзя назвать.
Елена поставила на стол белое фарфоровое блюдо с черепаховым супом и наполнила бокалы вином. Графиня была густо напудрена, но, несмотря на это, Арман заметил, как она побледнела. Дрожащей
— Это все, что ты хочешь мне сказать, Рейни?
— Да, это все.
Графиня облизнула пересохшие губы.
Рейни обо всем узнала, но предпочитает молчать! И это молчание указывало на ее смертельную обиду. Если бы Рейни начала возмущаться, то это означало бы, что она просто рассержена. Молчание говорило о лютой ненависти… Графиня похолодела. Как она будет жить, лишившись любви своей внучки?! Какой ужас, что Роза в отъезде и весь удар пришелся лишь на нее!
Она сделала глоток вина, не в Силах удержать дрожь в руке. Ее мучило жгучее любопытство: что же произошло между Рейни и этим англичанином? Графиня надеялась, что, как бы там ни было, девушка все равно выйдет замуж за Армана. Иначе для чего бы ей сейчас сидеть за этим столом?
— Я хочу выпить, — дрожащим голосом начала графиня, — за вас, дети мои. За ваше счастье, моя крошка Рейни и мой дорогой Арман!
Рейни тоже подняла свой бокал, но в ее серых глазах светилась такое неприкрытое презрение, что Арман не выдержал и, вскочив, хрипло пробормотал:
— Прошу прощения! Мадам… Рейни… Ради всего святого, давайте не будем…
Он не успел договорить, так как из руки графини выпал бокал, а сама графиня, застонав, начала валиться набок.
Бокал разбился вдребезги. Красное вино растеклось по столу, словно кровь. Рейни испуганно вскрикнула. В ее возгласе не было ненависти — только испуг.
— Бабушка! Бабушка!
Арман успел подскочить к графине и подхватил ее на руки. Потом позвал Елену, которая уже спешила на помощь вместе с поваром.
Праздничному ужину так и не суждено было закончиться, и кольцо, которое Арман специально приготовил для этого случая, так и осталось лежать в кармане. С графиней случился удар.
Словно большую ватную куклу, ее перенесли в спальню, уложили на постель, обложили подушками. Она пыталась что-то сказать, но вместо этого лишь слабо шевелила перекошенными губами.
Прибыл старый доктор и нашел, что дела очень плохи. Арман поспешил на почту, чтобы дать телеграмму миссис Оливент.
Чуть позже приехала и медсестра, чтобы дежурить около графини ночью. Утром пришла еще одна. Роскошный будуар графини моментально лишился своего очарования. Здесь царил беспорядок и пахло лекарствами. Комната превратилась в больничную палату, а сама графиня лежала на кровати без движения, словно мертвая. Единственное, что еще жило в ней, — ее черные, полные отчаяния глаза.
Рейни просидела у ее постели всю ночь. Расстроенный Арман тоже отказывался идти домой. Он сидел в гостиной внизу — на случай, если что-нибудь понадобится.
Рейни даже забыла переодеть свое белое бальное платье. Бледная, она сидела в кресле, укутав плечи шалью, и держала графиню за руку.
Слишком много довелось пережить бедной девушке за последние несколько часов. Вся ее враждебность мигом испарилась, лишь только она увидела, как бабушка пролила вино. Ее показалось, что ее собственное сердце разорвалось и из него хлынула алая кровь… Кроме ужаса и отчаяния, в душе Рейни не осталось ничего. Она все еще любила старуху и прощала ей все содеянное. Другое дело мать… Что же касается бабушки, то та находилась в таком плачевном состоянии, что осуждать ее было просто невозможно. Оставалось лишь молить Бога, чтобы она поправилась.