Сладкая горечь
Шрифт:
Кто бы мог подумать, что обед между сменами окажется таким шумным и бурным? Измотанная кокетливая менеджер по имени Зоя постоянно поглядывала на меня, и выходило, что это, возможно, моя вина. Она то и дело выкрикивала числа или фамилии, фразы вроде «Секция шесть» или «Мистер Такой-то на восемь вечера», – но официанты как будто пропускали ее слова мимо ушей. Я же практически оглохла от крика и с натугой кивала головой. Я ничего в рот взять не могла.
Официанты походили на актеров – каждый по-своему идеально эксцентричный, но их манерность была отрепетированной. Я не могла отделаться от мысли, что все это
Подошел Говард с десятком винных бокалов: он держал их вверх ногами за донышки, и они расходились во все стороны, как спицы в колесе. Следом приплелся молодой человек в костюме с бутылкой вина, завернутой в упаковочную бумагу. Говард разлил, и официанты стали передавать друг другу бокалы, но до меня ни один не дошел.
Когда Говард хлопнул в ладоши, все притихли.
– Кто хочет начать?
– «Пино», разумеется, – произнес кто-то.
– Старый Свет или Новый? – спросил Говард, пробегая глазами по залу.
На секунду его взгляд остановился на мне, и я уткнулась в тарелку. Я вспомнила все те разы, когда меня вызывали к доске, а я не знала ответ. Помнится, в четвертом классе я обмочилась от страха, и сейчас, наверное, со мной такое случится, если он меня вызовет.
– Старый, – ответил чей-то голос.
– Разумеется, – произнес кто-то еще.
– Конечно, Старый. Я про возраст. Смотрите, оно начало бледнеть.
– Так значит, мы про бургундское говорим.
– Теперь это вопрос дедукции, старик. – Этот официант поднял свой бокал и указал им на Говарда. – Послушаем тебя.
Говард ждал.
– Малость простоватое для «Кот-де-Бон».
– Оно выдохлось?
– Так я и думал, что оно выдохлось!
– Нет, оно идеально.
Все притихли. Я подалась вперед, чтобы посмотреть, кто это сказал. Она сидела по мою сторону стола, но между нами было слишком много народу. Я увидела только ее бокал. Ее голос, низкий, раздумчивый, продолжал, а бокал начал накреняться:
– «Кот-де-Нюит»… М-м-м, ты нас балуешь, Говард. Жевре-Шамбертэн, разумеется. «Арман Жоффрей».
Она поставила бокал на стол. Насколько я могла судить, ни глотка не отпила. Вино мятежно преломляло свет.
– Двухтысячный год. Очень даже неплохо себя показывает.
– Согласен с тобой, Симона. Спасибо. – Говард хлопнул в ладоши. – Друзья, это вино к мясу, и не дайте сложному винтажу двухтысячного года сбить себя с толку. «Кот-де-Нюит» удалось изготовить несколько поразительных купажей, и они отлично пьются сегодня, прямо сейчас, сию минуту. Пока это чудо в наличии, поделитесь им с вашими гостями сегодня.
Все разом встали. Люди вокруг меня поставили свои тарелки на мою полную и ушли. Прижав стопку к груди, я протолкалась через распашные двери в кухню. Справа от меня прошли два официанта, и я услышала, как один фальшиво передразнил, кривляясь: «Ну, разумеется, «Арман Жоффрей», а шедшая с ним девушка закатила глаза. Кто-то прошел слева от меня и сказал:
– Что, правда? Ты не знаешь, как выглядит посудомоечная машина?
Я
– Pinche idiota [4] , – сказал он и сплюнул в желоб перед собой.
– Спасибо, – откликнулась я.
Может, я никогда в жизни прежде не совершала ошибок, и вот каково это? Словно руки у тебя соскальзывают с каждого крана. Словно растеряла все слова, не знаешь, где право, где лево, и даже на силу земного тяготения нельзя положиться. Я почувствовала, что мой надсмотрщик стоит за спиной, и резко развернулась, чтобы его схватить.
– Где мне…
Я потянулась к руке и слишком поздно заметила, что она не под полосатой тканью. Она была голая, и меня словно током ударило, когда я ее коснулась.
4
Гребаная идиотка (исп.).
– О! Ты не мой человек.
Я подняла взгляд. Серые джинсы и белая футболка, рюкзак на одном плече. Глаза невероятно светлые, словно выбеленные непогодой, спектрально голубые. Вспотел и чуточку запыхался. Я резко втянула носом воздух.
– Я хотела сказать, ты не мой смотрящий. Ты не он.
Глаза у него были как тиски.
– Ты уверена?
Я кивнула. Он оглядел меня с головы до ног неприкрыто, беззастенчиво.
– А ты что за птица?
– Я новенькая.
– Джейк.
Мы оба повернулись. На пороге кухни стояла та самая женщина, знавшая толк в вине. Меня она словно бы и не заметила вовсе, зато на него ее взгляд был устремлен, как луч прожектора.
– Доброе утро. И когда же начинается твоя смена?
– Отвали, Симона.
Она довольно улыбнулась.
– Я тебе тарелку приберегла, – сказала она и развернулась к залу.
Резко качнулись распашные дери. И все, что я видела – его ноги, тяжело поднимающиеся по последним ступенькам.
Мне показали, как «крутить и складывать». Стопы упакованных в пластик, ослепительно-белых скатертей и салфеток. Сложить, загнуть, расправить. Обернуть специальными полосками и в стопку. Официанты это время использовали, чтобы посплетничать, погружались в это занятие с головой. Сложить, загнуть, сложить, подвернуть, расправить. Монотонность движений убаюкивала, вгоняла в транс. В переднике собирались пушинки. Никто со мной не заговаривал. По крайней мере, теперь я умею крутить салфетки, утешала я себя. Снова, и снова, и снова.
Я наблюдала за Джейком и Симоной. Он сгорбился у барной стойки над своей тарелкой, спиной ко мне, она говорила что-то, не глядя на него, постукивая по экрану терминала. Видно было, что у них есть что-то общее вне ресторана или глубоко под его поверхностью. Возможно, потому что они не смеялись и не перебрасывались шуточками, в них не было наигранности. Они просто разговаривали. И тут девчонка с носом-пуговкой и улыбкой дебютантки крикнула «Эй» и налепила жвачку на салфетку у меня на коленях – трансу конец.