Сладкая месть коварного босса

Сандер-Лин Галлея

Сначала Максим через подставные фирмы понемногу скупал акции компании потенциального тестя, потом, после его краха, по дешёвке приобрёл остальные, а затем его усилиями они вновь взлетели в цене. Да, это был колоссальный риск, не говоря уже о том, что сказалась немалая доля везения, но дело было сделано: папашка Евы стоял на коленях в той самой грязи, с которой смешивал Макса. Апофеозом стало то, что Державин, не ограничившись бизнесом, скупил недвижимость врага и даже завладел домом, которым Ланский так гордился.

Да, этот роскошный особняк со всей обслугой теперь принадлежал бывшему изгою, на которого Андрей Владимирович некогда побрезговал бы даже плюнуть. Совершенно ненужная

трата денег, особенно с учётом того, что у Максима имелся собственный дом, которым он был полностью доволен. Но Макс не мог отказать себе в удовольствии собственноручно выгнать потенциального тестя из облюбованного жилища без гроша в кармане. Чтобы нищим уполз, без копейки за душой, а его телохранители, которые теперь работали на Державиных, видели унижение бывшего хозяина. О да, растоптать не только физически, но и морально — вот лучшая кара для этого высокомерного ублюдка.

— Андрей Владимирович, простите, но вам нужно покинуть дом, — обратился к Ланскому, одетому в домашний халат и тапочки, Пётр, один из охранников, а старый хрыч всё стоял, яростно сверкая глазами, и не мог поверить в происходящее. — Он вам больше не принадлежит, а новый владелец хочет заселиться немедленно.

— Ты… — Ланский, проигнорировав бодигарда, указал дрожащим указательным пальцем на Макса, который, сложив руки на груди, с полуулыбкой наблюдал за «представлением». — Так это был ты!!!

— Да, это был я, — улыбка Максима стала шире.

— Жалкий грязный щенок! Надо было прихлопнуть тебя ещё тогда, когда только раскрыл на меня свой поганый рот. И вы действительно готовы работать на этого вчерашнего нищеброда? — папашка Евы смерил взглядом своих бывших телохранителей, стоявших по периметру с совершенно невозмутимым видом, но по малейшему сигналу Державина готовых вытолкать недавнего хозяина пинками под одно место.

Торжество, вот что сейчас чувствовал Максим, да что там, он был почти счастлив! Омрачало долгожданный момент лишь потерянное лицо Евы, которая стояла у лестницы рядом с матерью и, кажется, была в полнейшем шоке. Вся такая домашняя, в мягких тапочках и трикотажном костюмчике, с волосами, заплетёнными в две косички. Ну просто девочка-подросток из его прошлого. Да только у той девочки не было такого убитого взгляда. Ему бы радоваться, видя её такой (куда и девалось былое высокомерие), но… почему-то не получалось, а в груди, там, где слишком тяжело для такого долгожданного момента билось сердце, странно ныло и тянуло.

Евангелине казалось, что она вновь находится на сцене и играет в одном из представлений, настолько абсурдным было происходящее. Но по мере того, как до неё доходили весь ужас и неотвратимость действительности, грудь сдавливало тисками, а горло будто кто-то сжимал цепкой хваткой. Она нервно стиснула подрагивающую руку матери, глядя на этот театр абсурда, после чего перевела взгляд на бывшего одноклассника, отказываясь его понимать.

Принять роль Державина во всех бедах, что происходили в последнее время с её семьей, — это полностью перечеркнуть прошлое, в котором был нелюдимый мальчишка-изгой, единственный настоящий и искренний человечек в её школьном окружении. Мальчишка, из-за которого её сердце билось чаще… и от которого сейчас уже ничего не осталось. Потому что этот мужчина, который с торжествующим видом горделиво поглядывает на неё, уж точно не имеет ничего общего с тем Максимом, которого она помнила и знала.

— Сколько бы ласковых слов ни сказал мне твой папашка, я, так уж и быть, не стану приказывать заткнуть ему рот. Но с каждой оброненной фразой у меня возникает непреодолимое желание попросить охрану помочь ему покинуть дом, — сейчас Макс говорил только с Евангелиной,

игнорируя отца. — Ему же лучше выйти отсюда на своих двоих. То же касается и твоей матери. А вот ты, Ева… — он замолчал, с задумчивым видом разглядывая бывшую одноклассницу. — Пожалуй, ты всё же можешь остаться тут. Скажем… на правах прислуги. Мне как раз не помешает новый обслуживающий персонал. Видишь, какой я добрый и щедрый, даю тебе возможность заработать деньги честным трудом. Заметь, гораздо более щедрый и понимающий, чем в своё время был твой папенька.

— Да как… как ты посмел предложить такое моей дочери?! Ты… ты мелкий недоносок! Тебе и твоему папаше место на помойке. Да я тебя… тебя… — отец замолчал, хватая ртом воздух, и схватился рукой за голову, после чего закатил глаза и навзничь упал на пол.

— Папа!!!

Ева бросилась к упавшему навзничь родителю.

— Папа! Папочка! — приговаривала она, похлопывая его по щекам, потому как не знала, что ещё можно сделать. — Скорая, нам нужна скорая…

Девушка растерянно огляделась на присутствующих, но те замерли каменными изваяниями. Никто не дёрнулся, не пошевелился, дабы помочь бывшему господину, словно все ждали отмашки от нового хозяина, а тот вовсе не спешил её отдавать. Во взгляде Максима, которым тот смотрел на её поверженного отца, было столько злорадства и удовлетворения, что Евангелину пробрал озноб. Да как… как можно быть таким?! Как можно…

— Ан-ндрюша… — услышала Ева голос матери, и та стала оседать.

— Мама! — Ева едва успела подхватить потерявшую сознание мать, но под весом её тела не удержала равновесия и упала, больно ударившись коленями об пол. — М-м-м…

— Максим Александрович, что нам делать? — спросил Пётр.

Евангелина и так была на грани, но это спустило пружину её нервов.

— Да что же вы спрашиваете?! Ну помогите же, хоть кто-нибудь! — воскликнула она и не узнала собственный голос, хриплый и отчаянный. — Люди вы или звери? Как можно ничего не делать, когда человек умирает у вас на глазах?! — всхлипнула девушка.

Да, сейчас она взывала к совести телохранителей, которые так быстро переметнулись на сторону нового господина. Оно и понятно: кто платит, тот и правит балом. Особенно если учесть крутой нрав отца и то, что обращался он со своими сотрудниками далеко не лучшим образом. Но ведь должно же быть в людях хотя бы елементарное сочувствие! Они ведь столько лет работали на Ланских и получали приличный оклад, а теперь…

Ева была уверена: если бы тут присутствовал Кирилл, он бы наверняка уже оказал помощь и вызвал доктора. Она не знала, откуда в ней эта уверенность и почему личный охранник вызывает у неё такое доверие, но внутреннее чутьё подсказывало, что этот молчаливый парень на её стороне. Вот только Кирилла здесь больше нет. Он просто исчез без предупреждения несколько дней назад, как когда-то Григорий, а Пётр, который занял его место, не стал сообщать, куда же делся её бывший бодигард. И теперь Ева осталась один на один с бывшим одноклассником и толпой сильных мужчин, держа на руках мать и глядя на лежащего в паре шагов отца.

На Максима Ева больше не смотрела: не решалась… и боялась. Если кто и окажет помощь отцу, то уж точно не он, послуживший прямой причиной приступа. Телефон, ей нужен телефон… Если никто не желает помочь, она сама должна… Но мобильник остался в комнате, а до городского не дотянуться. Отерев катящиеся по щекам слёзы тыльной стороной руки, Евангелина попыталась выбраться из-под тела матери, чтобы таки добраться до телефона (если ей, конечно, не скажут, что раз дом им больше не принадлежит, то ли телефоном пользоваться тоже нельзя), когда услышала холодный и до боли безразличный голос Державина: