Сладкая тыковка для ненасытных

Стар Алекс

– Не трогайте мою маму! Это мой кулон!

– Тыковка! Нет! – читаю я ужас в глазах моей матери.

Клык поворачивается ко мне, отбрасывая мою мать как ненужную больше вещь, и подходит ко мне вплотную. От него веет тайной и ужасом.

Я смотрю на него, хотя мне очень страшно. И вижу, что вторая половина лица у него – очень красивая, я бы даже сказала, привлекательная. Мужественная, с квадратной челюстью и чувственными губами, которые так безобразно рассёк этот страшный шрам.

Он наклоняется ко мне со странной улыбкой, словно

обнюхивает меня. Он почуял мой запах, мой аромат. Я чувствую это. От него пахнет смертью, безудержной силой и… желанием…

Я буквально ощущаю его своей кожей. Он так близко, что я чувствую стальной запах крови, исходящий от его ножа.

Я стою, словно парализованная его диким взглядом, и замечаю, какое жёлтое дикое пламя плещется в глубине его глаз. Неистовое, неумолимое.

Мои соски неожиданно затвердели и теперь отчётливо прорезают мою простую белую маечку. В животе становится холодно, но я чувствую, как жаркое тепло разливается у меня между ног.

И он тоже чувствует это. Я вижу это по его взгляду. Жёлтому и немигающему.

Клык, не отрывая взгляда от моего, облизывает два своих пальца и уверенно стягивает с меня фланелевые домашние шортики. Я чувствую прикосновение его пальцев к моей коже, когда он раздвигает мои половые губки и протискивает их всё глубже.

Я вздрагиваю и прерывисто всхлипываю, когда его пальцы неожиданно нежно нащупывают мою узкую крошечную дырочку. Такую маленькую, что он еле протискивает в неё кончик пальца.

Я уже зажмуриваюсь в ожидании резкой боли, но он лишь слегка поглаживает меня, размазывая вокруг непонятно откуда взявшуюся липкую смазку. И мне даже становится приятно от этих странных прикосновений.

Клык с удивлением отодвигается от меня и окидывает меня взглядом своих диких глаз.

– А эта пойдёт, —кидает он через плечо моей матери.

– Нет! Это Тыковка! Только не она! – начинает причитать и плакать, заламывая руки, моя мамочка. – Возьми всех остальных! Она чистая! У неё никого никогда не было! Это моя единственная дочь! – умоляет она его, но он только с усмешкой рычит в ответ:

–Ломай комедию в другом месте, Милена! – отшвыривает он её кончиком своего ботинка, когда она на коленях ползёт за ним по полу, оставляя за собой окровавленный след.

– Мамочка! – кидаюсь я к ней, но сильные руки подхватывают меня, как пушинку, и взваливают на плечи.

– У тебя нет никакой мамочки, запомни, – крепко одной рукой он сжимает мою попку под шортиками, пока уверенным шагом спускается вниз по лестнице. – Валите отсюда, шлюхи, живо! Если хотите остаться живыми! И советую найти вам другую работу. Продавщицами или курьерами! – выкрикивает он на прощание, захлопывая с размаху за собой дверь нашего «закрытого пансиона».

Подходит к припаркованному рядом джипу и швыряет меня со всей силы на заднее сидение:

– Без глупостей, ясно?! – сверлит меня своим звериным взглядом, захлопывает дверь, щёлкает замок, и он заводит мотор.

Наша машина, качнувшись, отъезжает,

и я вижу, как на улицу выбегают девочки, которых я знала почти всю свою жизнь: да я только это и знала.

Не было у меня никакой другой жизни.

Они стоят жалкой кучкой, в своих трусиках и прозрачных корсетах, как вдруг я вижу, как из окон верхних этажей нашего пансиона вырывается пламя… В котором горит всё моё прошлое…

Но я не знаю, что же ждёт меня в будущем…

3

– Она чиста, как утренняя роса, – отрывает наконец-то взгляд от моей киски врач, к которому привёл меня Клык.

Клык стоит тут же, рядом, и, скрестив руки на своей мощной мускулистой груди, не сводят с нас пристального взгляда.

Мне даже кажется, что он первый порвёт этого доктора на куски, если он вдруг что-то сделает со мной.

– Да где ты только взял её, – смеётся гинеколог, стягивая с себя резиновые перчатки.

Но даже я вижу со своего места, как покрылся бисеринками пота его лоб. И я отчётливо почувствовала, как дрожали его руки, когда он очень осторожно раздвигал мои половые губки, чтобы проверить мою промежность и влагалище.

– Такая чистая, – сладострастно растягивает он губы в улыбке, отрывая наконец-то от меня свой взгляд. – Может, проверим и анус, детка? – ласково спрашивает он меня, и уже снова натягивает свои перчатки. – Сдвинься чуть ниже, лапочка, да, так, – хрипло бормочет он, запуская уже мне в попку свой палец. Всё дальше и глубже.

Мне больно, и я жалобно вскрикиваю.

– Поразительно. Такой тугой анус. Никто им точно никогда не пользовался, – удовлетворённо вздыхает он. – Не забудь про смазку, – обращается он со смешком к Клыку. – А то будет очень жалко порвать такое сокровище, – кладёт он мне свою огромную ладонь на лобок, и я чувствую, как она трепещет от прикосновения ко мне.

– Убери лапу, – окрикивает его Клык, и врач мгновенно одёргивает свою руку.

– Ах, прости, случайно.

Но я отчётливо понимаю, что это всё не случайно, и если бы Клык не стоял в метре от нас, то этот доктор набросился бы на меня прямо здесь, в своём роскошном, обитом деревом медицинском частном кабинете, оттрахал бы мою маленькую тугую попку без смазки прямо в этом гинекологическом кресле.

И мне кажется, что Клык тоже не питает никаких иллюзий на счёт этого развратного доктора.

– Скажи, детка, а тебе точно исполнилось восемнадцать? – садится он за стол и заполняет какие-то документы, и я тихонько сползаю с кресла, но я всё равно успеваю заметить, как жадно смотрит Клык на мою киску, которая под его взглядом наливается каким-то сладким теплом и тягучим соком…

Как всё это странно… Меня этот мужчина и пугает, и безумно притягивает в то же время.

В пансионе у своей мамы я насмотрелась всякого, но мамочка меня берегла. Всегда не забывала мне повторять, что я создана для другого.