Сладкое искушение
Шрифт:
— Неужели тебе так невыносимо, что кому-то ты небезразличен? — спрашивает она.
Значит, не будем ходить вокруг да около.
— Я бы сказал, что не просто "небезразличен", а кое-что другое, Анна. Я видел вчера все твои эмоции, ты была словно в пузыре розовой жвачки.
— Ну и что?! — кричит она. — Я не собиралась тебя в них посвящать. Уж извини, что я на секунду утратила контроль и показала их тебе!
Я сжимаю зубы и сворачиваю к аэропорту. Как же меня сводит с ума вся эта ситуация. Чем скорее она уедет, тем лучше.
— Не устраивай сцен.
—
Высадить? Как будто я бросаю ее в опасности.
— Сперва я удостоверюсь, что тебе ничего не угрожает.
— Не утруждайся! — выплюнула она. Ее гневный пыл будоражит меня. Но затем все меняется, когда у нее начинает подрагивать подбородок. — Я никогда не летала на самолете.
Я до отчаяния надеюсь, что она не заплачет. Лучше уж злость, чем слезы.
— С тобой все будет в порядке, — говорю я.
— Я хочу остаться с тобой.
Не цепляйся, Анна, прошу тебя, отпусти. Не усугубляй, тем более, когда мне тоже хочется схватить тебя и не отпускать.
— Нет, — говорю. — Твой отец прав. Тебе надо как можно скорее возвращаться домой. Я сам себе не доверяю, когда дело касается тебя.
— Ты не доверяешь себе или мне?
Я всю ночь думал об этом. Прокручивал десятки сценариев. Как мы сбегаем. Как она просит меня не останавливаться и я, игнорируя тот вопль интуиции, иду дальше. Как мы живем в Атланте, недели проводим только вдвоем, втайне ото всех, пока мой отец находится в Нью-Йорке. Но у каждого сценария одинаковый финал…
Наша смерть. Убийство Анны у меня на глазах. Такова жестокая реальность.
Но Анна явно не думает об этом. В ее воображении повсюду радуги, котята и долбаные единороги.
Во мне закипает разочарование. И я взрываюсь.
— Я ни одному из нас не доверяю! Мы ни при каких обстоятельствах не сможем быть вместе. Просто чудо, что ты еще невинна. Если Меч Справедливости оставлен тебе не просто так, то тебе тоже следует держаться как можно дальше от меня. Потому что, я клянусь тебе, если ты скажешь мне сейчас остановить машину, я сорвусь. — Я чуть наклоняюсь к ней. — Ты бы смогла устоять перед наркотиком, если бы тебя постоянно дразнили им, Энн? Смогла бы? Мы играем с огнем!
Она широко распахивает глаза, осознавая ситуацию. Теперь ей понятно, каково мне было вчера, но мне не нужна ее жалость. Никакие слова не смогут вызвать нужный мне эффект. Я смотрю на открытую стойку регистрации, перед которой, к счастью, нет очереди.
— И что ты будешь делать дальше? — спрашивает она. — Вернешься и будешь выполнять поручения своего отца, делая вид, что мы даже не знакомы?
Она угадала, правда, из ее уст это звучит угнетающе жалко. Вздохнув, я откидываю голову на подголовник.
— Чего ты от меня хочешь?
На какое-то время она задумывается.
— Ты должен работать. — Голос Анны переполнен эмоциями, и я в миллионный раз пожелал, чтобы она перестала быть такой мягкой со всем остальным миром. Ей надо стать более жесткой, продуманной. Надо,
— Знаешь, что сказал отец, когда я вернулся домой после того, как он встретил тебя? — Тихо говорю я. — Он сказал, что сам Бог ошибся, поставив тебя у меня на пути. И он прав.
— Нет. Твой отец ошибся! И еще неизвестно, кто кому попался на пути. У тебя тоже есть свое предназначение.
Мне хочется рассмеяться над ее до нелепости наивным рассуждением, что мне предначертано нечто хорошее, но я лишь качаю головой. Она считает, что я соблазняю девушек ради забавы. Ее чувства ко мне вызваны тем фактом, что она ничего обо мне не знает. Пора бы это исправить.
Я рассказываю ей о связи отца с Мариссой, наблюдая при этом, как она хмурится от ужаса, стоит мне упомянуть подпольную есть проституции в Атланте. Вот-вот, сладенькая Анна, — хочется мне сказать. — Я связан с сексуальным рабством. Что ты теперь думаешь обо мне?
— Накануне нашей поездки мне привели девочку, совсем ребенка. Ей было не больше двенадцати. И тогда впервые я возразил отцу, сказав ему, что не смогу.
Побледнев, она мотает головой, пока я знакомлю ее с малой частью своих демонов.
— Ты вбиваешь мне в голову мысли, которых не должно возникать у Нефа. — Я отворачиваюсь к окну. Еще никогда и ни с кем я не делился своими страхами. Следовало сказать ей выметаться из машины и проваливать, но теперь, приоткрыв эту проклятую плотину, я не могу остановить поток. Только ей, единственному человеку во всем мире, я могу выговориться. Надо, чтобы она поняла: — Теперь он будет следить за мной, испытывать. Я не могу позволить себе связь с тобой.
— Кай… я понимаю, что для тебя это все неожиданно. Как и для меня. Но, может, меч — это знак свыше, что что-то грядет? Нечто хорошее для Нефилимов.
У меня опускаются плечи. Наивнее мысли и не придумать. Если меч — это предзнаменование, то явно не для меня, как и не для других Нефов. Ничего хорошего нам ожидать не приходится.
— Ты же ощутила приток силы, когда коснулась рукояти? — спрашиваю я, глядя на нее. Она кивает. — Ну а я нет. Что бы ни было уготовлено тебе свыше, я не достоин участия в этом. Так что… просто возвращайся к своей сладкой и невинной жизни, и держись от меня как можно дальше.
— Пожалуйста, — просит она. — Не отталкивай меня. Мы можем остаться друзьями и…
Это просто душераздирающе. Я тронул ее лицо рукой, принуждая посмотреть мне в глаза, чтобы все понять.
— Мы никогда не сможем быть просто друзьями, Анна. Вбей себе это в голову. Ничего из этого не выйдет.
Я отпускаю ее и выхожу из машины, но она не сдвинулась с места. Что ж, я иду к стойке и забираю ее посадочный талон. После чего возвращаюсь и открываю перед ней дверь. Я хочу, чтобы она просто молча ушла. Я опустошен, это сводит с ума. Она медленно выходит и встает передо мной. Я достаю наличку и засовываю ей в карман, вздрогнув от мимолетного прикосновения.