Сладкое искушение
Шрифт:
Картины, отмеченные местным колоритом, заинтересовали Киру. Ей нравились прозрачность красок, чистота линий, особая атмосфера пейзажей, выразительные и добродушные лица на портретах. Взгляд Киры задержался на портрете юной девушки. Она бежала по воде, ветер трепал ее волосы. Мастер запечатлел эту девушку в момент упоения жизнью.
— Это дочь художника, — пояснила смотрительница, сидевшая в кресле-качалке у входа в мастерскую. — Долли ле Планте. Андре часто рисовал ее. Очень красивая, но, говорят, постоянно попадала в неприятные истории.
Женщина усмехнулась, обнажив
Долли бежала вдоль берега по мокрому белому песку. Волосы ее развевались, бретелька свободного сарафана сползла с плеча. Не останавливаясь, она перемахнула через невысокую дюну и оказалась в живописной безлюдной бухточке.
До девушки доходили слухи о том, что по всей береговой линии собираются строить современные отели. Теперь, когда война наконец закончилась, снова открылась воздушная линия между Барбадосом, Америкой и Европой, поэтому на острове ожидали большого наплыва туристов.
Долли опасалась, что все это нарушит покой и уединение ее любимых тихих бухт и привлечет целые толпы иностранцев. Однако с другой стороны, эти люди, возможно, захотят купить прекрасные полотна отца. Семья давно стеснена в средствах, а две-три выставки принесут деньги, необходимые для приобретения новой плиты. Ей осточертело готовить на керосиновой развалюхе.
Вообще-то белому человеку на острове живется не так уж плохо, даже если в карманах у него пусто. Здесь тепло, па базаре полно дешевых продуктов, и хотя их старый дом давно нуждается в капитальном ремонте, он все еще укрывает их в сезоны дождей, особенно если вовремя расставить ведра.
Но вот чего Долли по-настоящему боялась, так это ураганов. Даже сейчас, едва поднимался ветер, казалось, двери и ставни вот-вот сорвутся с петель, а крытая железом крыша тревожно скрипела и словно приподнималась. Нет, решительно папина мастерская, построенная без всякого фундамента, в какой-то момент не выдержит разгула стихии и рухнет, как карточный домик.
Прикрыв глаза ладонью, Долли внимательно вгляделась туда, где стояли прекрасные пальмы, но никого там не увидела. Очевидно, она явилась слишком рано. Девушка не любила часы и никогда ими не пользовалась.
«К чему мне эти финтифлюшки? — постоянно твердила она. — Я и без того знаю, когда мне хочется спать, а когда пора вставать, и всегда бегу к столу, если голодна».
Это было живое, свободолюбивое создание. Родилась Долли здесь, на острове, и ее совершенно не смущало их весьма скромное существование. А что? Кругом солнце, море, вольные просторы и вечное лето — земной рай, да и только.
Долли никогда не работала. Денег, вырученных за картины Андре, хватало на нехитрую провизию, новые кисти и краски, а местные жители с радостью снабжали художника полотном, чтобы он создавал свои красочные произведения. Не думая о нарядах и безделушках, Долли охотно донашивала платья матери. Если она вдруг располнеет, их всегда можно расставить. Так что же еще нужно для полного счастья?
В свои семнадцать лет Долли была тоненькой,
Заметив, что от кокосовых пальм к ней направляется высокий мужчина, Долли со всех ног устремилась к нему, отбросив со лба непослушные волосы. Оказавшись в его объятиях, она прижалась к широкой груди.
— Я боялась, что ты не придешь! — задыхаясь, воскликнула Долли. — Я жду тебя целую вечность.
— Ах ты, маленькая обманщица! Я прекрасно видел, как ты перепрыгнула через дюну.
— Почему ты не ждал меня здесь, на берегу?
— Ну, кому-то надо и работать, не всем же бездельничать.
— Твой отец — чудовище! Ненавижу его! Он заставляет тебя слишком много трудиться.
Пожав плечами, Рувим Эрл рассмеялся. Это был красивый юноша, с пышной темной шевелюрой, высокими скулами и ярко-синими глазами, напоминающими океанские глубины.
— Не глупи, Долли. У нас очень большая плантация, да еще и фабрика в придачу. Сами собой дела не делаются. К тому же если мы не уследим, обезьяны скоро сожрут весь тростник. — Рувим улыбнулся и подмигнул ей. — Между прочим, когда в один прекрасный день я наконец стану фабрикантом и состоятельным плантатором, ты, надеюсь, не огорчишься. Так что оставь пустые разговоры, маленькая кокетка, лучше позволь мне поцеловать тебя.
Не разжимая объятий, влюбленные опустились на песок под пальмами, и широкие листья скрыли их от любопытных глаз. Рувим еще крепче прижал Долли к своей груди и склонился к ее губам, дарившим ему столько наслаждения.
Едва ладони Рувима легли на нежную грудь Долли и он ощутил биение ее сердца, в нем вспыхнуло желание. Как податливо ее гибкое тело, какой чудесный аромат исходит от загорелой кожи!.. Губы Рувима скользили по лицу Долли, потом по нежной шее спустились к обнажившемуся плечу… Нет, нужно немедленно остановиться, иначе он умрет от неутоленного желания!
Застонав, Рувим перекатился на спину и невидящими глазами уставился в безоблачное небо. Он был влюблен в Долли еще с тех пор, как они вместе ходили в школу. Много лет они просто гуляли, весело болтали, подшучивали друг над другом, устраивали заплывы, играли в крикет и изредка посещали вечеринки.
Отношения их были легкими и непринужденными — до того памятного дня, когда он поцеловал ее. С тех пор Рувим не мог обходиться без Долли. Его пожирал неистовый огонь, а внутренний голос постоянно нашептывал: «Возьми эту девушку, обладай ею, подчини себе это своенравное существо». И днем и ночью он думал только о ее нежном теле и о том, как было бы восхитительно слиться с ней…
Долли приподнялась на локте и пощекотала лицо юноши сухой травинкой.
— Почему ты остановился? Ну пожалуйста, целуй меня еще!
— Нет! Ты же знаешь, что, целуя тебя, я начинаю сходить с ума. И вообще, малышка, нам не следует больше встречаться вот так, тайно от всех.
Взгляд Долли скользнул по его бедрам, а следом потянулась и рука. Брови девушки изумленно взметнулись, но Рувим оттолкнул ее.
— Не трогай меня! — сердито воскликнул он. — Ты что, ничего не понимаешь?