Сладкое Забвение

Лори Даниэль

— Готова, Елена? — спросил Бенито. — Поехали.

— Поехали.

Когда я проходила мимо Николаса, то заметила, что Бенито был занят перепиской рядом со своей машиной, и бросила свой бикини под капот.

— Разве психи не любят сувениры?

Едва заметный намек на веселье тронул его губы, и одна испачканная жиром рука сжала белую ткань, прежде чем я вышла из гаража.

Бенито сидел на водительском сиденье, не снимая солнцезащитных очков.

— Извини, что так долго. Дерьмо, я потерял сознание, пока латал шов.

Как я и предполагала, он так и не заметил моего пропавшего

бикини. Не задавал вопросов о порванной лямке. Он только отвез меня домой. Но не успели мы дойти до красной входной двери, как его подозрительный взгляд обжег мне лицо.

— Что у тебя на шее?

Я вытерла пятно, оставляя его на пальце. Беспокойство просочилось в мою кровь.

— Хммм, не знаю.

Он не ответил, не услышал, как мое сердце рикошетит в груди. Однако что-то темное промелькнуло на его лице прежде, чем я успела исчезнуть наверху.

Я не просила, Николаса Руссо, жениха моей сестры прикасаться ко мне. Но боялась, что Бенито прочтет на моем лице одну печальную истину... Мне понравилось.

Глава 15

«Я хочу жить своей жизнью, а не записывать ее.»

— Джеки Кеннеди

Елена

Я уже начала думать, что это влечение было моим наказанием для него. Это карма. Пока он прикасался ко мне, я желала кого-то другого, и этот кто-то пришел в виде жениха моей сестры.

Остаток воскресенья прошел в атмосфере сырости, ледяного кондиционера и мыслей, которые не давали мне покоя. До него я была девственницей, никогда даже не целовалась с мужчиной. Там всегда был целый мир похоти и секса, но я не осознавала этого, пока не вошла в квартиру с низким доходом, держа за руку человека, которого едва знала. Он не знал Сладкую Абелли, и для меня это все, что имело значение.

Когда я вышла за дверь, со сломанным замком на цепочке и дешевым кольцом на пальце, это была совсем другая девушка, с красным пятном, которое я никогда не смогу удалить, и более глубоким, темным желанием в моей крови. Как только ты ступишь в этот туманный, плотский уголок мира, ты уже не сможешь вернуться. Самое остроумное заключалось в том, что вы даже не хотели этого делать. Я приписала это своей проблеме и смирилась с тем незначительным фактом, что теряю рассудок.

Когда несколько минут назад я услышала, своего будущего шурина в прихожей, стирая белье, чтобы скоротать время, я сделала все возможное, чтобы пересечься на его пути. Я не нуждалась в глотке воды, и уж точно мне не нужно было надевать самые крошечные шортики, которые у меня были. Я была близка, чтобы перейти черту, но не знала, как удержаться от того, чтобы не подойти к краю.

Я понимала свое влечение к этому мужчине. Его руки были грубыми, голос глубоким, а присутствие властным...

Всякий раз, когда он оказывался рядом, невидимая струна тянула меня к нему, вибрируя с обещанием трепета, если я поддамся тяжелому рывку. До него я и не подозревала, что мне так сильно не хватает самообладания. Часть, которая давала мне горький вкус, заключалась в том, что я даже не хотела проявлять сдержанность.

По крайней мере, я знала, что не могу полностью переступить черту. К счастью, для этого требовалось двое.

Николас разговаривал по телефону в фойе, когда я проходила мимо него. Его взгляд скользнул с мраморного пола по моим бедрам, по нелепым шортикам, о которых я теперь жалела, а затем по моему лицу. Он посмотрел на меня так, словно я была жвачкой на подошве его дорогого ботинка. Загадка, как я могла так увлечься им.

После этого краткого бессловесного диалога я пыталась придумать план, как преодолеть этот всепоглощающий интерес ко всему Николасу Руссо.

Я могла игнорировать его. Тем не менее, я уже сказала себе, что сделаю это, и посмотрите, куда это меня привело: на кухне я пила воду, в которой не нуждалась, в то время как была одета в крошечные шортики, которые можно было бы назвать нижним бельем. Я могла исповедоваться, а потом молиться, чтобы Господь спас меня, хотя, если мне повезет, отец Мэтьюз скажет моему папе.

Наиболее приемлемым вариантом было попытаться переключить влечение на кого-то другого. Это само по себе может вызвать проблемы, но, по крайней мере, я не буду вожделеть жениха моей сестры. Проблема состояла в том, что если бы это было возможно, я бы уже сделала это.

Разочарование охватило меня, и я вылила остатки воды в раковину. Я вела себя нелепо. Мне просто нужно поставить влечение позади себя. Разум над материей. Легко, верно...?

В конце концов, я не очень-то верила в себя, поэтому в понедельник вечером, когда мы ехали к Дону Луиджи, чтобы поужинать с семьей Руссо, я поставила гипотетическую ситуацию перед бабушкой. Она должна была быть расплывчатой — очень расплывчатой — иначе бабушка легко соединила бы это со своими проницательными путями.

— Бабушка, — нерешительно начала я, — Скажи, ты.. хочешь... собаку.

Ее нос сморщился с того места, где она сидела в машине.

— Я никогда не заведу собаку. У меня аллергия.

Доминик сидел между нами и строчил сообщение. Он был моим самым тихим и задумчивым кузеном. И курил слишком много травки. Теперь я чувствовала запах.

Бенито вел машину, подпевая песни Элтона Джона Rocket Man в очках авиаторах, хотя солнце уже опустилось за небоскребы. Мама сидела на переднем сиденье, поправляла макияж перед зеркалом и жаловалась, когда Бенито превышал скорость более чем на три мили в час. Адриана ехала с папой и Тони, что удивительно. Я была уверена, что мой отец просто хотел отчитать ее за все то, что она не должна делать, будучи замужем за Николасом.

— Представь себе, что у тебя не было бы аллергии, и ты хотела бы завести собаку, бабушка. Но ты хочешь... собаку соседей.

— Мы не заведем собаку, Елена, — сказала мама.

— Cazzo (прим. от переводчика — Дерьмо). Я знаю.

Я говорила по-итальянски только тогда, когда хотела ругаться. Я почти никогда не ругалась, за исключением «блин», «черт» и, возможно, «мудак», встретив теперь Николаса. Но это был в основном внутренний монолог, так что не в счет.