Сладость горького миндаля
Шрифт:
Перси поднял голову. Над головой разливалась какая-то непроницаемая чернильная мгла, а ещё через несколько мгновений что-то вдруг блеснуло, потом раздались глухие раскаты грома, что-то точно возроптало и взмолилось где-то совсем рядом. Это первые дождевые капли пробивали туман и били по листьям, как пальцы музыканта по сломанным и безгласным рояльным клавишам.
Появились Ливси и Хилл, торопливо пройдя в беседку, ибо дождь как-то необыкновенно быстро перешёл в ливень. Из разверзшихся небесных хлябей изливалась вода, сумрак ночи точно отяжелел, сплошная сырая мгла густо повисла над кладбищем. Хилл быстро раздул головёшки
– Вы никого не видели около склепа?
– Перси снова приложился к бутылке.
– Нет, сэр, там тихо.
Хилтон, тоже налив себе бренди, поинтересовался:
– А в такой ливень разве вода не проникает в склеп?
Ливси покачал головой.
– Нет, сэр, с навеса крыши часовни вода стекает далеко за ступенями. Там всегда сухо, разве что по поздней осени нанесёт сухих листьев под дверь, да зимой - немного снега, но за дверьми склепа, вы же сами видели, - высокий порог. Воды там никогда не было.
В разговор вмешался Перси Грэхем.
– А что вы, Ливси, думаете по поводу происходящего? Я так понял, что вы не верите, что это шутки местных фермеров?
Лицо садовника омрачилось, и то, что Перси вначале принял за игру теней на лице Ливси, оказалось болезненной гримасой. Он вяло пожал плечами и неохотно бросил:
– Я сам из Сохэма, сэр. Никто из тамошних сюда ни ногой.
– Почему?
– У этих мест дурная слава, болото зовут проклятым, мимо кладбища даже днём проходить боятся, а уж замок... Двери сами открываются, вечно чьи-то шаги за спиной, то стоны из пустого зала, то дикий смех, точно сатана над тобой хохочет. Милорд и сам всё это знает, сэр, но не признаётся - и так служить в замке никто не хочет. А уж гробы эти... подлинно чертовщина.
В эту минуту снова сверкнула молния, за ней глухими раскатами грянул гром - точно груда камней прокатилась по деревянному мосту. Потом где-то хрустнуло, точно раскололся надвое древесный ствол. Дождь припустил с новой силой.
– А в тот раз, когда открыли склеп на следующий день после уборки и нашли сдвинутые гробы, - продолжал расспросы Грэхем, - ведь никто не следил тогда за дверью.
– Сэр, - Ливси вздохнул, - я сам песка у двери насыпал и размёл метлой на добрых четыре фута. Не было там ничьих следов, только следы от моей метлы. Переступи кто порог - не по воздуху же он пролетел, чтобы гробы-то графские раскидать.
Логика в словах Джорджа Ливси была, а грум добавил:
– Конюхи, когда сено заготавливают, и псари наши тоже эти места стороной обходят, хоть травы тут, на болотах, знатные. Но лошади тут точно бесноватыми становятся, собаки, самые лютые, птиц не выслеживают, а к ногам жмутся, джентльмены говорят, компас тут не работает, а стоит уснуть - ужасы мерещатся, точно вервольф за спиной стоит.
Хилтон вздрогнул, но Перси не заметил этого и продолжал расспросы.
– Но почему же вы тогда служите в замке, Ливси?
– У Джона пятеро детей, сэр, и у меня четверо. Семьи-то кормить надо. Милорд щедр и платит больше, чем можно заработать в Сохэме, вот и приходится на многое закрывать глаза. Но эти ужасы в склепе - никак не дело рук деревенских, сэр, чтобы там милорд не говорил.
– Хм, интересно, - Перси Грэхем бросил взгляд на вход в склеп. Фонарь на крюке у двери тускло, словно болотный огонёк, мерцал во тьме. Ливень быстро стих, теперь до сидящих в беседке
– Давай пройдёмся вокруг, поглядим сами, - предложил он Хилтону.
Тот вздохнул и нехотя кивнул. Они взяли ружья и фонари у Хилла и Ливси и направились к часовне. Сапоги скользили на мокрой траве, разбегавшиеся под ногами корни напоминали змей, но сплошная густая кисея тумана чуть отодвинулась к болоту и в полумгле мутными разводами окутывала тростник, проникала в него и медленно истаивала. Небо местами просветлело, луна проступила меж облаков далеко за Блэкмор Холлом, заливая лес, болото и кладбище холодным колдовским сиянием.
Они подошли к часовне. Фонарь у склепа отражался мерцающей дорожкой в огромной луже перед входом. Перси заглянул вниз, оглядел ступени и дверь. Как и говорил Ливси, вода туда не проникала, ступени были едва влажны у спуска, но у входа в усыпальницу - сухи. Замок на двери - не повреждён. Никто не мог пройти здесь незамеченным.
– Ты веришь тому, что они говорят?
– Хилтон исподлобья взглянул на Грэхема.
– Нет, - покачал головой Перси, - Корбин прав, тупое мужичье. Сквозняк дверь отворил - стало быть, призрак, ветер в щели задул - им вой утробный мерещится, кот мышь ловит в старой нише - они дьявола видят. Вздор всё это.
Спокойный тон Грэхема подействовал на Хилтона успокаивающе. Ему даже стало стыдно своего малодушия. Он неспешно оглядел часовню, потом спустился вниз по ступеням, приник к двери склепа и прислушался. Там было тихо.
– А гробы, по-твоему, Арлекин двигает?
– спросил он Перси, поднимаясь обратно.
– Не знаю, но в россказни местных не верю.
– Грэхем, медленно и осторожно ступая, двинулся в обход часовни и скоро показался с другой стороны.
– Нет тут никого, - уверенно сказал он, - и какой глупец пойдёт в такие погоду двигать гробы? Пойдём в беседку, я что-то продрог.
Остаток ночи прошёл спокойно, дождь кончился, джентльмены раскупорили третью бутылку бренди, основательно подкрепились сэндвичами с ветчиной, и даже Ливси и Хил, тоже угостившись с барского стола, повеселели. Правда, черневшие вокруг них надгробия не дали беседе уклониться на иные предметы. Хилл рассказал о сохэмской ведьме, старухе Рут, которая никогда не упускала возможности поприсутствовать на похоронах, стараясь обзавестись каким-либо предметом из гроба, будь то путы с рук или ног или хоть нитка из гробового полога, и часто нанималась для омовения покойника, чтобы на воду и мыло, оставшихся после омовения мертвеца, сделать порчу живому.
– Господи, Хилл, неужели у вас верят в подобный вздор?
– недоумённо воскликнул Грэхем.
Джон пожал плечами.
– Как не верить, сэр, когда кругом полно людей, служащих сатане?
– То есть, у вас в деревне верят, что есть ведьмы и через гроб одного можно заставить другого умереть?
– Хилтон не скрывал насмешки, - полно, Хилл, это же нелепость.
Он не убедил грума.
– Полно, сэр, какая же нелепость? Нельзя обряжать покойного в одежду живого, люди, чей костюм надевают на покойного, потом всегда чахнут. Это проверено. И обручальное кольцо надо снять, если супруг или супруга умершего - живы. И портреты живых родственников в гроб нельзя класть. Это приводит к порче, иной раз настолько сильной, что родственникам приходится вскрывать могилу и вытаскивать его.