Сладости или Гадости
Шрифт:
– Не думаю, что ты оценишь. Та, которой принадлежит вся моя симпатия, слишком эксцентрична, - насмешливо прищурил один глаз и поморщив нос.
– Пандора? – сделала ещё один шаг, начиная перечислять все свои предположения. – Клеопатра?
– Холодно.
– Жанна Д’Арк? Марта Стюарт?
– И снова «Нет», - кажется, происходящее забавляло Паркера, а мои догадки снова и снова показывали ему, кем именно я его считаю.
– Ну тогда, может, дашь мне хотя бы какую-нибудь подсказку, - прислонилась к одной с ним колонне,
– Я бы с удовольствием, но не думаю, что ты на самом деле
– Готова, - пробормотала прямо как глупая девчонка, чувствуя, что между нами вот-вот произойдёт то, чего я опасаюсь и чего сильнее позволенного.
– Она была самой сильной… - спокойно говорит Колин, смотря на мои губы, и его рука легла на мою талию, подтягивая меня к своей груди. – Самой храброй и безрассудной из всех… - наклонился ещё ниже, и я тут же сглотнула, потому мои лёгкие настолько сильно наполнились его запахом, смешиваясь с сандаловым ароматом духов, что всё вокруг начало ходить вокруг своей оси, заставляя меня вцепиться в ворот его кожанки. – И даже сейчас, спустя столько веков: одни её проклинают, а другие поклоняются будто святой… - его голос превратился в гипнотический шепот, который я начала ловить словно кислород, без которого невозможно выжить. – Знаешь кто это, Лана?
– Нет… - мотаю головой, понимая, что ожидание превращается в самую настоящую боль.
Никогда бы не подумала, что вот так вот стоять около него и не иметь возможности прикоснуться станет таким же мучением, как если бы я оказалась привязанной к гильотине.
– Ли…лит… - растягивает он имя и в тот момент, когда мои губы раскрываются в ошеломляющем возгласе, его рука ложится мне на затылок, а жадный язык вторгается в рот, слизывая застывшие слова.
Кажется, на какое-то время я даже отключилась от его нажима. Но потом разрозненные мысли снова вернулись в опустошенную голову заставляя следовать зову этого мужчины. Я ловлю его движения и поддаюсь их напору. Хватаюсь за чёрные волосы и ещё сильнее прижимаю к себе в каком-то ненасытном остервенении.
Знаю что это неправильно. Знаю, что наверняка буду жалеть об этом завтра. Но только не сегодня! Только не сейчас, когда ноги подкашиваются от умелых движений его губ и языка, которые снова и снова каким-то порочным эхом отдаются в самом низу живота, стягивая всё внутри в тугой узел.
Не понимаю, с чего вдруг этот мужчина обрёл надо мной такую власть? Почему, чем больше я провожу с ним времени, тем сильнее к нему тянусь? Словно он не человек, а болезнь, от которой невозможно излечиться. Слишком напористым. Слишком смелый. Слишком самоуверенный.
«Слишком…» Вот оно – то самое слово, которое, как никогда лучше характеризует Колина Паркера во всей своей красе. Он «Слишком» во всём чего ему хочется. И это тот самый ураган, которого мне так сильно не хватало, что моя умеренная жизнь трещит по швам от каждого его взгляда, слова и улыбке…
Наверное, я совсем потеряла голову, потому что вибрация его телефона показалась мне чертовски сексуальной. Он так приятно щекотал мне нервы, находясь в кармане его джинсов, что я лишь ещё сильней прижималась к откровенно окаменевшему паху Паркера.
– Чёрт, - выругался Колин в мои
Сердце стучало, не позволяя собраться с мыслями. Стучало, смешиваясь с нашими хриплыми вздохами, и мне безумно хотелось возразить, не позволяя лишать меня такой пытки. Возразить настолько сильно, что я сжала его куртку до побелевших пальцев, практически теряя равновесие.
Наблюдая помутневшим взглядом за тем, как он достаёт свой телефон из тугого кармана, всё ещё прижимая меня свободной рукой, я ловила каждый оттенок его эмоций, понимая, что это звонок вызывает в нём откровенный дискомфорт.
– Да? – спросил, словно заведомо зная, о чём может пойти речь. – И что? А без меня ты это сделать не можешь? Обратись к моему секретарю, - и пусть мне было сложно расслышать, о чем именно шла речь, но женский голос резал слух больнее, хорошо наточенного лезвия.
– Я не могу. Да, у меня есть самолёт, но это не значит, что я могу вернуться в Лос-Анджелес, когда мне заблагорассудится, - тяжело вздохнул Колин, поглаживая меня по пояснице. – Только завтра. Раньше не получится. Хорошо, увидимся, - договорив, отключая телефон, он раздраженно поджал губы, буравя меня сосредоточенным взглядом, – прости, Лапочка, но, похоже, что планы резко изменились.
– Мы уже не едем смотреть собор парижской Богоматери?
– Не в этом дело. Я хотел остаться тут до воскресения, но, похоже, что придётся вылететь уже завтра с утра.
– А как же встреча с Браун Компани? – аккуратно начала прощупывать почву. Как не посмотри, а мужчина, с которым я уже трижды целовалась, начинал будить во мне неподдельный интерес и… ревность.
– Придется вам с Эриком провести её без меня, Лапочка.
И снова эта «Лапочка». Похоже, что Паркер всё-таки окончательно и бесповоротно решил наградить меня этим прозвищем. Осталось только понять, сколько именно у него было вот таких вот Лапочек. И не едет ли он сейчас к одной из них?
– Неужели работа преследует даже в выходные?
– Кое-что похуже, - снова улыбается Колен, какой-то своей собственной, ни на что не похожей улыбкой, в которой намешано столько всего, что этот запутанный клубок не разобрать даже будь на то целое десятилетие. Разочарование, усталость, раздражение и полная неспособность противиться тому, кто говорил с ним на другом конце трубки. – Надеюсь, моё отсутствие не позволит Холлу загрузить тебя работой, от которой хочется застрелиться.
– Поживем, увидим, - пожала плечами и без того прекрасно понимая, что когда Паркера нет рядом, наши с Эриком взаимоотношения идут по совсем другому сценарию.
Наверное, что-то подобное я даже видела на уроках химии в старших классах. Реакция бертолетовой соли и сладости. Стоит им соединиться и происходит взрыв! Вспышка! Треск и пламя!
Вот то же самое и с этими двумя. Каждый сам по себе – вполне нормальный человек, но стоит им встретиться в моей компании, как начинается откровенная вражда, завуалированная под целой толщей официальных улыбок и хорошего тона. Ну прямо таки Венецианская дипломатия во всей красе! Не хватает только припрятанных за поясом кинжалов и колец, с отсеком для яда.