Сладостный плен
Шрифт:
Как только Фаулер скрылся из вида, Эрика оценивающе оглядела стоявшего перед ней мужчину, улыбка которого оказалась столь же обезоруживающей, как и улыбка Данте. Если и Эллиот такой же темпераментный, как и ее остальные новые знакомые, ей предстоит еще один тяжелый день.
– Я восхищался вами издалека со вчерашнего утра, когда увидел, как вы прогуливались по палубе под руку с Данте. – Эллиот обернулся, желая убедиться, что капитан ушел достаточно далеко и ничего не слышит. – И я просто поражен, что Данте с такой легкостью оставил нас одних и удалился.
Эрику же это абсолютно не удивляло.
– Мы
– Рад это слышать. Мне бы очень не хотелось отбивать вас у своего старого друга, а я бы непременно этим занялся, – заметил он и, одарив Эрику ослепительной улыбкой, взял ее под руку и повел по палубе. – Вы едете в Натчез или Сент-Луис, Эрика?
– Я еду в Натчез навестить тетушку, – сообщила Эрика, удивляясь тому, что прикосновение этого нового знакомого не вызвало у нее взрыва негодования, что происходило всякий раз, стоило до нее дотронуться любому мужчине, кроме Данте.
– Отлично… – пробормотал Эллиот, чувствуя, как нежный аромат, исходящий от Эрики, кружит ему голову.
Значит, он не только насладится обществом Эрики во время путешествия, но и сможет приударить за этой ослепительной красавицей на суше.
Тяжело вздохнув, Эрика скинула туфли и рухнула в кресло. Она вспомнила, как Данте взглядом предупреждал ее быть с Эллиотом Лесситером поосторожнее, и озабоченно нахмурилась. Однако опасения Данте оказались напрасными. Эллиот вел себя с ней как настоящий джентльмен.
Эрика начала стаскивать платье с плеч и в ту же секунду тихонько ахнула: дверь в каюту отворилась, и на пороге возник Данте. Вид у него был настолько самоуверенный, словно он входил в свою собственную каюту. Эрика судорожно пыталась натянуть злосчастное платье обратно на плечи.
– Нужно стучаться! – рявкнула она и залилась краской от стыда, когда Данте окинул жадным взглядом ее едва прикрытое тело.
Ну почему в присутствии этого человека ей постоянно приходится краснеть!
– Стучаться? В дверь каюты моего брата? – фыркнул Данте. – Я имею полное право на все, что находится в этом помещении, Эрика!
И в подтверждение своих наглых слов он шагнул к ней и сгреб ее в охапку. Эрика понять не могла, что такое на него нашло, однако, почувствовав на своих губах запах виски и табака, сообразила, что Фаулер не совсем трезв.
Эрика была слишком ошарашена происходящим, чтобы сопротивляться, но, прежде чем смогла здраво оценить ситуацию, почувствовала, как ее предательское тело, словно повинуясь собственной независимой воле, прижалось к мускулистому телу Данте, этого зеленоглазого красавца. Объятие его было нетерпеливым и жадным, словно у человека, умирающего от голода, которому вдруг дали поесть. Во время их первой встречи, когда он так бесцеремонно отнял у нее девственность, он был нежен и ласков, но сейчас от этой нежности не осталось и следа.
Губы его грубо мяли ее губы, руки дерзко бродили по телу, исследуя каждую выпуклость, каждую впадинку, словно он имел на это полное право. «Обращается со мной как с собственностью!» – возмущенно подумала Эрика. Ее бесило то, что Данте так себя ведет с ней. Но еще больше ее раздражало то, что ее тело со всей страстью отзывается на грубые ласки Данте. Поцелуи его пробудили
Всего несколько минут назад Данте сидел в салоне, погруженный в мрачные раздумья. Он то и дело представлял себе Эрику в объятиях Эллиота и ругал себя на чем свет стоит за то, что познакомил их. И она тоже хороша! Вместо того чтобы мило беседовать с ним, Данте, вешается на шею каждому встречному и поперечному! Черт бы побрал этого Эллиота! Ну почему ему взбрело в голову приехать на празднование Марди-Гра? Сидел бы себе дома да считал и пересчитывал свои мерзкие денежки!
– Ну что, Эллиот тебя так целовал? – прошептал Данте, легонько кусая Эрику за нижнюю губу. – Хотела ты его так сильно, как и меня, когда я в первый раз тебя обнял?
– Я не разрешала ему себя обнимать, – не подумав, выпалила Эрика.
Незаметно улыбнувшись, Данте коснулся губами стройной шеи Эрики.
– Но почему, Эрика? – спросил он, осыпая легкими поцелуями ее плечи, потом нежную, цвета густых сливок, грудь.
Язык его коснулся одного розового бутона, отчего у Эрики перехватило дыхание, потом другого. Рука скользнула вниз, прошлась по нежному животу, стянула и отбросила в сторону ненужное платье, мешавшее вдоволь насладиться соблазнительным телом Эрики.
Слабый стон сорвался с губ Эрики, когда Данте принялся нежно ласкать ее бедра. Ее бросало то в жар, то в холод, дыхание прерывалось, хотелось высвободиться из этих страстных объятий, но не было сил. А неугомонные пальцы Фаулера скользнули ниже, забрались в обволакивающее теплом средоточие женственности, и Эрика, содрогнувшись от острого наслаждения, прижалась к Данте еще крепче. Ее нежные руки скользнули под лацканы его куртки, обвились вокруг шеи, притянули к себе его голову. Губы жадно прильнули к его губам. Данте, не переставая ласкать ее бедра, с жаром ответил на поцелуй Эрики, и страсть вспыхнула в них с новой, удесятеренной силой. Эрика знала: о чем бы Данте ни попросил ее, она с радостью отдаст, он всецело подчинил ее своей воле.
Губы Фаулера вновь скользнули по ее шее, рука коснулась груди, затеребила нежный розовый сосок, и вскоре Эрика почувствовала такое острое наслаждение, что едва не потеряла сознание. Тело горело словно в огне, голова шла кругом. И вновь рука Данте скользнула вниз и принялась ласкать мягкое интимное местечко, сводя Эрику с ума от наслаждения. Ей казалось, что она больше не выдержит, столь острым был огонь желания, снедавший ее. И в то же время Эрика ощущала, что хоть и стоят они с Данте тесно прижавшись друг к другу, он находится от нее далеко-далеко, за тридевять земель.
Губы Фаулера вновь прижались к ее губам, и Эрике показалось на миг, что она задохнется. Его ищущий язык скользнул в сладкую влажность ее рта, коснулся ее языка, руки, пройдясь по спине, спустились на соблазнительно округлые ягодицы. Фаулер рывком притянул трепещущее тело Эрики к своему мускулистому торсу.
И вдруг, словно поняв, что Эрика вот-вот растает под огнем желания, словно мартовский снег, Данте медленно отстранился. Он подвел ее к тому моменту, когда она уже готова была сдаться на милость победителя, и бросил. Оказывается, больше она ему не нужна.