Слава и трагедия балтийского линкора

Кузнецов Никита Анатольевич

В это время нами была получена информация о том, что после неудачной попытки противника завладеть заливом командующий германской Северной армией доложил по начальству: «Адмирал Морского Отряда испугался “Славы” и ушел, не прорвав позиции».

Надо принимать меры к тому, чтобы достигнуть большей способности нашего корабля противодействовать неприятельским силам. Уже срочно заказаны баллистические наконечники для 12-дюймовых снарядов, несколько увеличивающие дальность их полета, но нельзя ожидать их присылки, при всей спешности заказа, в короткий срок; следовательно, нам остается прибегнуть при создавшихся условиях лишь к единственному средству для увеличения дальнобойности орудий, которым мы можем воспользоваться, —

к крену. Об этом ведут со мной переговоры старший лейтенант В.Н. Марков, лейтенант Ю.Ю. Рыбалтовский и командир корабля.

Решено кренить корабль в бою на три с половиной градуса; при этом дистанция стрельбы увеличивается до 95 кабельтовых. Больший креп делать нельзя, так как при нем отпадает уверенность в полной исправности подачи снарядов и зарядов, и, кроме того, время перекренивания корабля с борта на борт, необходимое в условиях боя на минной позиции, становится чрезмерно большим; оно слишком велико и при трех с половиной градусах и поэтому вызывает смущение у командира.

При нормальных условиях крен корабля получается затоплением от кингстонов бортовых коридоров по одному борту по осушительной системе, магистраль которой имеет в диаметре всего лишь 4 дюйма. Крен в один градус получается со средней скоростью в 6 минут; стало быть, для создания крена в три с половиной градуса необходимо затратить 21 минуту, а для перекренивания на другой борт — 42 минуты; при дальнейших операциях придется выкачивать воду из бортовых коридоров насосами сравнительно малой мощности, и необходимое для этого время достигнет часа или затянется еще дольше.

Для ускорения перекренивания я пользуюсь шестью перепускными трубами большого диаметра в 6 дюймов, между внешними бортовыми коридорами, по две в каждом из следующих отсеков: носовом кочегарном, кормовом кочегарном и машинном, — и совмещаю перепускание воды в одних коридорах с затоплением от кингстонов или выкачиванием ее — в других. Для этого перед боем я заполняю водой полностью в каждом из упомянутых отсеков два коридора из четырех накрест: левый кормовой и правый носовой. При таких условиях первый крен одним перепусканием воды получается в 8 минут и другие — последовательно в 14, 22 и 30—35 минут, затем скорости перекренивания повторяются.

Для проверки подсчета и для практики трюмных произвожу учение, которое дает благоприятные результаты, совпадающие с теоретическими. Командир вполне доволен ими и принимает к сведению мое заявление о том, что скорость перекренивания можно еще несколько увеличить при том условии, если поворот корабля на 180 град, в бою на позиции всегда производить в сторону от нее: естественный крен, получающийся при циркуляции, в этом случае способствует созданию большей разницы в уровнях воды соответствующих бортовых коридоров, ускоряющей перепускание ее и затопление от кингстонов. Капитан 1-го ранга С.С. Вяземский, подчеркивая важность крена для нашего корабля в бою и своевременность и быстроту его получения, назначает в помощь себе для связи со мной специального офицера — мичмана П.Н. Вейсенгофа.

Итак, теперь есть надежда на то, что «Слава» в предстоящих боях будет более дееспособной.

Немцы между тем не проявляют особенной активности у Ирбенского пролива; лишь 30 июля утром линейный корабль типа «Брауншвейг» в сопровождении крейсера и миноносцев снова подверг безрезультатному обстрелу Церельский маяк.

В тот же день в личном составе офицеров «Славы» произошла перемена; наш симпатичный старший офицер, Владимир Григорьевич Антонов, покинул корабль, получив новое назначение. Его заменил на этом посту старший лейтенант В.Н. Марков, а старшим артиллеристом стал лейтенант Ю.Ю. Рыбалтовский.

31 июля в Куйваст прибыл со стороны Рижского залива «Уссуриец», ведущий на буксире поврежденный миноносец «Амурец» с большим

дифферентом на корму. Последний подорвался ночью в Ирбенском проливе, наткнувшись на патрон сети против подводных лодок во время большой постановки мин при участии минного заградителя «Амур» и миноносцев. «Амурец» был поставлен у маяка для указания пути; его снесло ветром на сеть, и от пробоины при взрыве затопилось машинное отделение.

В течение всего дня 31 июля наши дозорные миноносцы видели очень далеко на горизонте непрерывно передвигающиеся дымы. По-видимому, там, на подступах к позиции, противник возобновил траление.

На следующий день рано утром дозорные миноносцы «Охотник» и «Генерал Кондратенко» заметили три неприятельских миноносца, обстреляли их — и с помощью «Новика» заставили быстро удалиться под прикрытие стоявшего в отдалении легкого крейсера.

В воскресенье 2 августа у нас на «Славе» совершается богослужение, после которого горнисты играют большой сбор.

Командир обходит роты, здоровается с ними; потом, собрав офицеров и матросов на шканцах, подымается на правый трап кормового мостика — и после обычной команды: «Фуражки снять!» — читает громко и внятно параграфы Морского Устава, относящиеся непосредственно к бою. Все с обнаженными головами, очень внимательно и почтительно слушают чтение.

Затем следует команда: «Накройсь!» — и теперь командир обращается к матросам с воодушевляющей, бодрой речью. Он после первого боя «Славы» называет их уже не иначе, как орлами, отважными воинами, доблестными защитниками Родины. Это нравится матросам, льстит их самолюбию и наполняет их души гордым и радостным сознанием высокой роли, какую играет каждый из них в бою.

В своей речи капитан 1-го ранга С.С. Вяземский говорит о том, что 26 июля в бою с превосходящими неприятельскими силами, обладающими новейшей артиллерией, «Слава» принуждена была молчать, чтобы не выдавать недальнобойности своих устаревших орудий и не тратить зря снарядов; тем не менее противник ушел, испугавшись одного грозного вида нашего корабля, бесстрашно маневрировавшего под его ураганным огнем. Как же почувствуют себя немцы, когда загремят наши 12-дюймовыс пушки и будут их гнать? Смелым Бог владеет, и мы, бодрые духом, должны победить превосходящего противника, задержав его движение вперед, и прославить на вечные времена наш любимый корабль. Слава о нас пронесется по России и вызовет радость и восхищение Государя Императора и всех русских людей.

Команда, дух которой после боя 26 июля несколько ослабел от сознания недостаточной пользы нашего корабля в бою с неприятелем, значительно сильнее нас, теперь, после речи командира, разошлась по палубам и кубрикам снова бодрая, оживленная и с надеждой и верой в успех в грядущих боях.

В кают-компании за обедом капитан 1-го ранга С.С. Вяземский обращается с кратким словом к офицерам, в котором восхваляет их и выражает удовольствие по поводу того, что участвует с ними в боях. Он питает к офицерам полное доверие и хочет, чтобы и офицеры вполне отвечали ему тем же. С.С. Вяземский честно выполнит свой долг перед Государем и Россией так же, как это делали и его предки, память о которых для него священна.

В тот же день вечером, сидя после ужина в своей каюте, я услышал через переборку голос окликнувшего меня соседа но каюте, мичмана Вадима Ивановича Иванова:

— Косташа! а, Косташа!

— Что скажете, Бумсик?

— Вы знаете? завтра у нас — опять «мордянка».

Этим словом мы, офицеры, стали шутя называть бой; его привил Жюль Рыбалтовский, подхватив у одного из комендоров.

— Будем сражаться не с простыми броненосцами, а с дредноутами, — продолжал Вадим с гордым оттенком голоса. — Только что получена информация начальника Службы связи. Я, Косташа, тороплюсь на вахту, а подробности боя вы сами можете узнать.