Славное море. Первая волна
Шрифт:
Ветер крепчал. Море уже кипело до самого горизонта. Мутные валы с узкими пенными гребнями сердито кидались на корабль.
Но теплоход слегка наклонялся, как это делает бык, идя на бой с соперником, и вдруг разрезал водяной вал пополам. И вода, потеряв ударную силу, с шумом уходила вдоль бортов за корму.
Капитан же совершенно не обращал внимания ни на ветер, ни на волны и даже на залетавшие на палубу соленые брызги. Море, сердитый ветер, крутые волны были для него обыденной жизнью многих
— Сергей Петрович, беда, — обратился к нему боцман.
— Пока ничего не вижу.
Боцман доложил о несчастье. Он говорил торопливо, срывающимся голосом. Видно, и в его долгой морской жизни еще не случалось подобного.
— Ведь мы все пробовали: и врач, и я, и матросы. Вода была пресная.
— Знаю, и я пробовал, — сказал капитан, вынул изо рта трубку, зажал ее в кулак и чубуком вперед ткнул ее в грудь боцмана.
Тот стоял не шевелясь.
— Мы с вами не первый год плаваем, как же вы проследили, боцман?
— Об этом вся команда знает. Боцман, старый пень, проморгал.
Серову стало жарко, словно его облили кипятком. Потоптавшись у порога, он молча ушел из рубки.
«Боцман проморгал…» — шептал про себя Геннадий.
Перед ужином Геннадий вышел на палубу. На корме толпились матросы, и он поспешил туда. Из-за спин товарищей ничего не было видно.
— Что стряслось? — спросил он сразу всех.
— Ку-улик, — не поворачиваясь, как всегда спокойно, ответил Юсуп.
— Кулик? Как его занесло сюда? — И Геннадий стал проталкиваться вперед.
Юсуп потеснился, освободив ему место рядом, и уже потом шепотом добавил:
— Видно, ветром голову закружило. Забрал далеко в море, а тут корабль увидел… Вот и сел на попутный транспорт.
— Плохие мы попутчики, — негромко возразил Антон. — Увезем далеко в море, и не добраться ему до берега.
— Что ему берег? Пусть с нами плывет. — Юсуп осторожно уселся на кнехте и, по-детски полуоткрыв губы, не сводил глаз с птицы.
Сам кулик пристально наблюдал радужными глазами за каждым движением матросов. Заметив, что люди не придвигаются к нему больше ни на шаг, он успокоился и, осмелев, клюнул своим длинным, как шило, носом блестящую шляпку сначала одного, потом другого гвоздя в досках палубы.
— Замучаем мы его тут своим любопытством, — пожалел кулика Антон. — Ему и поесть некогда будет. Только на нас и оглядывайся.
— Да, ему лучше улететь, — отступая назад, сказал Сергей. Кулик — птица прибрежная, но не водоплавающая. Ноги длинные, а без перепонок. В море и утонуть может.
Юсуп тоже подался назад вслед за Сергеем.
— Ладно, пусть летит. А то еще виноваты
Сергей глянул на осмелевшую птицу и возразил:
— Не надо, дай отдохнуть. Когда нужно, сам улетит.
Позвали ужинать, и все направились в кубрик. Шедший позади всех Геннадий оглянулся. Кулик храбро обследовал уже ту часть палубы, где только что толпились матросы.
…Ужинали молча. Стол почти пустовал. На нем не было тарелок, полных хлеба.
— И что такое случилось? Нет воды, а норму установили на хлеб, — сказал кто-то вполголоса.
— Хлеб можно печь только на пресной воде, — сердито ответил кок. — Значит, и его экономить надо.
Суп многие попробовали и отказались есть. Остальные, насилуя себя, съели по нескольку ложек, но потом также оставили тарелки. Кок унес все обратно, на камбуз. К чаю были поданы переполненные сахарницы. Сахару клали по полстакана, но он так и не мог полностью убить соленую горечь морской воды.
Дальше стало еще хуже. Путь до реки Великой «Полярный» едва одолел в двое суток. Меняющийся штормовой ветер, высокие водяные валы трепали теплоход, гасили скорость, сбивали с курса.
Команда питалась главным образом мясными, рыбными и фруктовыми консервами. От этого еще больше хотелось пить. Помощник кока, молодой якут, уже с трудом ходил по палубе, с посовевшими глазами, часто хватаясь рукой то за голову, то за грудь. Его укачивало.
Остановились у бара на почтительном расстоянии, опасаясь, чтобы не выбросило на мелководье.
Сразу же откуда-то взялись два тюленя. Они были похожи на плывущих собак, только круглоголовые. Сделав несколько кругов возле теплохода, звери исчезли.
Антон Сахно спустился в каюту и принес баян.
Ветер сносил звуки баяна за корму, и Антону приходилось жать на все басы. Музыка снова привлекла тюленей, и они долго кружились на волнах возле судна.
Пришел радист с горькой вестью. Плоскодонные колесные пароходы на Великой радировали, что не могут войти в море из-за шторма. Через день сверху придет винтовой пароход «Лена», он и доставит воду.
Баян замолк. Поиграли и исчезли разочарованные тюлени.
— Сколько же нам еще придется быть без воды? — спросил Геннадий радиста.
— Сколько придется, столько и будем, — хмуро ответил радист и ушел к себе.
Капитан прочитал радиограмму команде. Помолчал, ожидая, что скажут матросы. Но ни от кого не услышал горькой жалобы. Некоторые пытались улыбаться, словно полученная весть вовсе не была тревожной, но веселых улыбок не получилось. Они были неясными, вялыми и быстро гасли.