Славные времена
Шрифт:
Мы закусывали уже некоторое время, и уговорили почти всю бутылку, когда на крыльце раздался шум и вошел староста. За ним двое крепких парней втащили в комнату подростка в мокрой одежде. В парных не было ничего примечательного, кроме походки: они ходили не как рыбаки или матросы, а осторожно, как охотники. За ними молодой рыбак, шагая враскачку, внес наши сумку и сеть с одеялом, свернутые в рулон. Сбоку к сети была крепко привязана летательная маска.
— Прихватили мы его, — сказал староста, радуясь, что неприятности кончаются. — Домой к себе нес.
Я
— Сукин ты кот, спер мою летательную маску, и еще смотришь прямо, как будто она твоя, — лениво сказал я.
— А вот и моя, господин, — решительно ответил воришка. — Почто своим объявляете?
— Ты, может, в этой маске и на драконе летаешь? — с интересом осведомился я.
— С драконами незнаком, господин, — коротко сказал воришка. Очевидно, раньше эта тактика отрицания давала ему возможность легко, небольшими побоями, отделаться от неприятностей.
— Сейчас познакомишься, — сказал я, кивая на Альту. — Вот она — дракон, а ты у нее одежду с берега украл, дубина.
— Да какой она дракон… — начал подросток, и вдруг замолчал, глянув в драконьи глаза с вертикальными зрачками.
— А вот такой, что сейчас она тебя съест за оскорбление, — небрежно сказал я. — И у меня ты одежду унес, а я граф и маг. Ну что с тобой за это сделать?
Мальчишка наконец понял, в какой переплет попал, и вся наглость его покинула. Он стал такого же цвета, как стена дома старосты, отбеленная мелом.
— Что ему отрубим за воровство: обе руки или обе ноги? — шутейным голосом сказал я. Альта смотрела на него прямо, не отрывая взгляда, так что он начал зеленеть от страха.
Староста не подкачал и не стал выдавать своего человека. Но он отлично понимал, что с драконом лучше не шутить, и выбрал обходной путь.
— Господин граф, он же сирота, ребенок… Может, мы просто выдерем плетью? Двадцать ударов при вас отсчитаем, потом с луну дома полежит, оклемается…
— Растишь будущего преступника, да еще дурака, — сказал я. — Ты куда драконью сеть тащил, идиот? И маска моя на… тебе нужна?! — обратился я к воришке. — Ты знаешь, кретин, что больше такой нет на всем континенте? Ты представляешь, сколько она стоит?! Ты кому ее продать хотел, болван деревянный? Краб безмозглый, медузожуй!
Я, конечно, в воспитательных целях перегибал палку: ничего особенно уникального в маске не было, кроме мной же зачарованных от разбития и запотевания стекол. Но мальчишка уже трясся вовсю.
— Жаль, что я тебе обещала людей не есть, — вступила в разговор Альта, — сейчас отвела бы его на кухню и разжевала бы. С солеными овощами такие воришки отлично идут. Мне мама это всегда говорила.
Староста держался достойно, смекнув, что мы запугиваем мальца, но жена его побледнела. На лице мальчишки было написано отчаяние. Уже хорошо, подумал я, воспитательный процесс начал действовать. Альта добавила огоньку: она зевнула, открыв
— Хрен с тобой, двадцать плетей, — вздохнул я. — Только скажи мне перед поркой, кому хотел сбыть сеть?
— Я… я бы… ее… у отшельника… спрятал бы…, — слегка заикаясь, промычал Крысеныш, — а потом на сеть перешил бы.
Мы с Альтой весело переглянулись. Перешить драконью сеть? Парень, видно, был оптимистом.
— Так уж и взял бы отшельник у тебя сеть, — проворчал для порядка староста, еще не зная, что поворачивает в другую сторону весь разговор. — Он старик честный, тебя бы выкинул вместе с сетью.
— А Панария уже нет, и берлога пустая, — хмуро сказал Крысеныш. — Его новые жрецы увели, и не вернули. В тюрьму, наверно, сунули королевскую: он… — тут Крысеныш замялся, — он смолоду разыскивался. Я даже боюсь че-нибудь поискать у него: тоже уведут.
— Это какие такие новые жрецы? — спросил удивленный староста, вдвойне обеспокоенный новостями — как местная власть и как контрабандист. — Откуда?
— Храм у них новый построен в лесу. Далеко, где наши не охотятся.
Альта вдруг сжала мою руку. Мы переглянулись.
— Какого бога жрецы? — небрежно спросил я. — Кому куренья ставят?
— Не знаю, — хмуро ответил Крысеныш. — Я их токо раз из кустов видел.
— Тоги у них какого цвета? — спросила Альта.
— Черного, госпожа, — с почтением, как и все, ответил мальчишка девушке-дракону. — Совсем черного, как сажа.
Мы с Альтой опять переглянулись.
— Еще что-нибудь необычное? — расслабленным тоном спросил я, вытягивая ноги.
Мой мирный тон не обманул чуткого мальчишку: он осторожно глянул на меня и медленно сказал:
— Да вроде обычные… Вот только не в сандалиях они были, а в сапогах. Солдатских. Я знаю, в храмах монахи и жрецы или босиком, или в сандалиях, и только слуги в сапогах: в лес пойти, дров нарубить… А тут монахи все были в сапогах. Не бывает так. И еще…
Он призадумался.
— Какие-то они все… лысые. Даже молодые монахи. А один там был здоровый, нес Панария связанного… старика отшельника… на плече, так тот был голый до пояса по жаре, и у него грудь побритая была, и подмышки. А еще он с другим, худым, играл на спор… то есть шутил… и из-под одежи свой большой-большой достал и сказал: проиграешь спор — отведаешь. Так там у него тоже волос не было.
— У мужика там волосы бриты? — с сомнением спросил многоопытный староста, внимательно следивший за разговором. — Это тебе не красавчик какой в постель для господ. Мужику это позор. Ты не путаешь?
— Нет, не путаю. Говорю как есть, господин, — решительно сказал Крысеныш, обращаясь ко мне. Ему уже все было нипочем.
— Сколько шагать до них отсюда? — спросил я, нахмурившись. Краем глаза я заметил, что староста тоже нахмурился. Очевидно, чутье многолетнего старосты указывало на надвигающиеся неприятности.