Славы жаждут дураки
Шрифт:
– Нет, – признался я. – Не хочу.
– М-да, этого следовало ожидать, – угрюмо согласился Браз. – После того, что я вам рассказал о фильме и актерах, нелепо говорить о меценатстве. Я сразу понял, что вы не из тех богатых людей, которые могут кидать деньги в выгребную яму.
– Единственное, чем я могу помочь вам, так это подыскать мускулистых парней. Две штуки, пожалуй, найду.
– Правда? – оживился Браз. – Я буду вам очень благодарен!
– И еще я хотел бы побывать на съемках.
– Нет проблем! – охотно
Я встал, подошел к двери. Браз, глаза которого неудержимо слипались, не стал возражать. Вопрос, ради которого я сюда пришел, уже можно было не задавать, но все же я спросил, чтобы поставить точку:
– А был ли мальчик, принесший письмо?
Браз оторвал подбородок от груди, внимательно посмотрел на меня, слегка склонив голову набок.
– В том-то все и дело, что был, – ответил он. – Сначала один, потом другой… Я понимаю, у вас было какое-то веское основание не верить мне.
– Спокойной ночи! – сказал я и вышел из номера.
Глава 18
Вот это замес действительности с вымыслом! – думал я, лежа на кровати и глядя на то, как на потолке вся ярче разгорается отблеск восхода. Инга играет роль Марты Лехтине. Лембитом Лехтине назвался незнакомец, который пришел к Лебединской. Высокий, сухощавый мужчина с темными волосами, по словам Инги, толкнул Лебединскую под колеса «шестерки». И вот на сцену выходит продюсер Черновский, которого я видел лишь однажды на набережной, – он тоже высок, сухощав, и волосы его достаточно темны. Получился круг, каждый отрезок которого является продолжением следующего.
Я так и не понял, куда девалась ночь, спал я или думал до самого рассвета. Голова была переполнена мыслями, сердце колотилось так, словно я выпил литр крепчайшего кофе.
А был ли мальчик? – спрашивал я сам себя. А был ли мальчик…
Я сделал то, что делал каждое утро: надел шорты, майку, кроссовки, солнцезащитные очки, мохеровую повязку на лоб, спустился вниз и, убедившись, что меня увидели рабочие, вышел на улицу, громко хлопнув за собой дверью. Свернул направо, в сторону Новосветского шоссе, и побежал трусцой.
Метров через сто я свернул в сторону, к крепостным воротам, оттуда сбежал к частному кафе, огороженному, словно полевой армейский штаб, маскировочной сетью, спустился еще ниже, к самой стене бастиона. Оттуда не спеша пошел по шлифованным камням, прячась за кустарниками терновника. Каменная пирамида, нависающая над лестницей, надежно прикрывала меня со всех сторон. Опустившись на камни, я стал наблюдать за входом в гостиницу.
Минут через пятнадцать распахнулись створки окна на третьем этаже, и в проеме показался Браз. Даже с расстояния было заметно, что его волосы стоят дыбом, а глаза подпухли. Режиссер подошел
Страдает, наверное, от головной боли, мысленно посочувствовал я постояльцу.
За каменной стеной что-то громыхнуло, похоже, с лебедки сорвалась люлька. Вслед за этим раздался приглушенный мат рабочих.
Прошло еще полчаса. Я скучал на своих камнях. Несколько раз мимо калитки проходили мальчики – то с ластами, то с мамами, то с пивом, но ни один из них не приблизился к двери.
Браз снова показался в окне. Он стоял посреди проема, вполоборота, с кофейной чашкой в руке, и очень напоминал картину в белой раме «Портрет неопохмелившегося мужчины».
Мне на голову чуть не наступила какая-то дамочка, увлеченная осмотром бастиона. Когда я увернулся от ее ножки, точно опускающейся мне на глаз, дамочка меня увидела и пискнула так, словно едва не наступила на змею.
Прошло еще некоторое время. Бригадир Роман, стоя на карнизе цокольного этажа, ловил и складывал под ногами мешочки с цементом, которые ему кидали снизу. Значит, лебедку эти работнички уже сломали, догадался я.
Мне надоело сидеть в своей засаде. Лембит Лехтине, по всей видимости, сегодня не осчастливит меня своим письмом.
От скуки я стал отжиматься от камней, не упуская из виду гостиницу. Когда несколько капель пота сорвались с кончика носа и упали на камни, к гостинице подъехала желтая колымага Виктора. Чтобы лучше видеть, я встал на одно колено и взялся рукой за ветку терновника.
Виктор не спеша вылез из машины, хозяйской поступью обошел вокруг, постучал носком ботинка по колесу (сколько живу, до сих пор не знаю, зачем это делают?) и вразвалочку подошел к калитке. Если зайдет – сразу за ним! – приказал я себе.
Он позвонил. Очень не скоро дверь открыл кто-то из рабочих, кажется, Доходяга. Я встал во весь рост, прячась за колючими ветками. Виктор, однако, заходить не стал, что-то сказал, махнул рукой, показывая на окна Браза. Калитка закрылась, и инструктор вернулся к машине. Открыл дверь, развалился на сиденье.
Через минуту вышел режиссер с папочкой под мышкой, пожал Виктору руку и сел в машину. Мотор затрещал, выхлопные газы смешались с пылью, закрывая сцену триумфального отъезда режиссера Касьяна Браза на съемочную площадку.
На сегодня все, мысленно сказал я и пошел к гостинице. Зря угробил почти два часа, думал я. Допустим, поймал бы мальчишку за руку. А вдруг попался бы стойкий, которого не сломали бы ни деньги, ни предложение покататься на джипе? Что тогда? Мальчишка – не Виктор, с ребенком не станешь грубо обращаться. Кроме того, Лембит наверняка подстраховался, и мальчики скорее всего получали письма не из его рук.
Когда я вошел во двор, то нос к носу столкнулся с бригадиром Романом.
– Ну? – неопределенно спросил я его.