Славяне и арийский мир

Тейлор Исаак

Эти споры относительно первоначального корня, казавшиеся нескончаемыми, получили решение настолько же полное, насколько и неожиданное. Памфлет Шмидта перенес весь вопрос на новую почву, он показал спорящим, что ни одно из их мнений, по-видимому, несогласимых, не было совсем ложным, но что следовало отказаться от мысли представить их отношения в виде генеалогического древа. Шмидт утверждал, что эти отношения представляют аналогию не с ветвями дерева, а с волнами, происходящими на воде, поверхность которой возмущена. Он предполагает, что был период, когда единство первобытного арийского языка было полным. В некоторых пунктах этого пространства образовались центры возмущения; новые лингвистические образования или новые фонетические вариации начали проявляться и распространялись как волны во всех

направлениях от начального центра, ослабляясь по мере того, как они расширялись, как это делается с концентрическими кругами, происходящими от камней, брошенных в спокойную воду. Эти концентрические круги делались все шире до встречи друг с другом. При помощи этой теории, как думал Шмидт, трудности могут быть уничтожены и противоположные мнения соглашены.

Двумя главными пунктами, обсуждавшимися сторонниками соперничавших «древ», были, как мы видели, вопросы о том, был ли славянский язык ветвью иранского или тевтонского корня и произошел ли греческий от латинского или от санскрита. Шмидт показал, что греческий в некоторых отношениях связан тесно с латинским, а в других со славянским и что славянский язык обладает некоторыми особенностями, общими ему с тевтонским, а другими — с иранским. Шмидт показал также, что чем более географически отдалены друг от друга два каких-нибудь арийских языка, тем малочисленнее их общие особенности. Таким образом, в то время как славяно-литовский и тевтонский обладают пятьюдесятью пятью общими корнями и словами, а славяно-литовский и индоиранский шестьюдесятью одним, индоиранский и тевтонский имеют их только тринадцать. Точно так же, в то время как сто тридцать два корня и слова, общие латинскому и греческому, и девяносто девять греческому и индоиранскому, только двадцать общих индоиранскому и латинскому. Отсюда вытекает, что славянский язык представляет переход от тевтонского к иранскому, а греческий — от латинского к санскриту. Шмидт успешно поддерживает мысль, что идея генеалогического древа должна быть совершенно оставлена. Он думал, что некогда должно было существовать постоянное движение языков с востока на запад, как бы по наклонной плоскости во всей области арийского языка, начиная с области санскрита и кончая областью кельтского языка. Диалектические различия возникли на разных пунктах, и тогда, благодаря причинам политическим, социальным и религиозным, некоторые из местных диалектов получили преобладание и образовали языки в ущерб более слабым промежуточным диалектам. Таким способом аттический диалект истребил другие греческие диалекты, а диалект римский поглотил осканский, умбрийский и другие италийские диалекты. Таким образом, говорит он, наклонная плоскость разбилась на ступени и превратилась в лестницу.

Теория Шмидта о происхождении языков походит на теорию Дарвина о происхождении видов. Языки возникли вследствие необъясненного стремления к перемене и, кроме того, от истребления промежуточных и переживания преобладающих разновидностей. Этот принцип недавно искусно развил профессор Пауль в своем сочинении, озаглавленном Principien der Sprachgeschichte.

Теория Шмидта была очевидно гибельна для старых теорий постепенных переселений с востока на запад. С тех пор стало ясно, что лингвистические различия должны были образоваться in situ (лат. на первоначальном месте), в то время как арийские народы занимали приблизительно почти те же географические места, которые они занимают и ныне.

Лескиен подкрепил теорию Шмидта, введя понятие об относительном времени этих эволюций. Он утверждал, что нет необходимости предполагать, чтобы все эти превращения были одновременными. Одно из них могло произойти в тевтонской области и распространиться на соседнюю славянскую; после разделения тевтонов и славян другое могло произойти у славян и распространиться на иранцев. Позднее Пенка подал мысль о vera causa (лат. истинная причина) этих пертурбаций, которые Шмидт считал произвольными и случайными.

Комбинируя теории Куно и Шмидта, он представил дело так, что так как первобытные арийцы включили в свою среду много рас не арийских, то диалектические разницы могли произойти от этих включений. Например, особенности,

общие литовцам и славянам, могли произойти от включения финских племен, а особенности, общие славянам и иранцам, от включения угров. Из истории неолатинских языков можно видеть, что в этом объяснении есть доля истины. Весьма вероятно, например, что различия французского от испанского произошли от того, что латинский язык был языком иностранным, на котором в первом случае говорили кельты, а во втором случае иберы.

Исчезновение ударений во французском и персидском языках обязано своим происхождением главным образом трудности, которую испытывали завоеватели, франки с одной стороны и арабы с другой, произносить иностранные слова. Английский язык также изменился, во-первых, вследствие соединения с языками саксов и англов, а потом под влиянием датского и норманского завоеваний и проповеди монахов-францисканцев.

Вследствие всех этих столкновений английский язык потерял свои роды и четыре из пяти падежей; из шести способов образования множественного числа уцелел лишь один. Точно так же, если латинский язык потерял три из времен, которыми он обладал первоначально, и если образовал новое будущее, новое прошедшее совершенное, новое прошедшее несовершенное и новый страдательный залог, то мы должны искать причины этого во включении неарийского населения арийцами завоевателями. Но влияние этих теорий распространилось дальше, чем предполагали их защитники. В своем конечном результате они привели к убеждению, что не только не существовало никогда ничего похожего на чисто арийскую расу, но что даже сомнительно существование первоначального арийского языка.

В 1880 году Дельбрюк, обсудив теорию генеалогического дерева и теорию Шмидта и Лескиена, пришел к заключению, что никогда и не было, как это всеми предполагалось, первоначального единого арийского языка.

На развитие перемен окончаний потребовалось, как он думает, много тысячелетий, и прежде чем грамматика окончательно сформировалась, арийцы должны уже были образовать многочисленный народ, занимающий громадную территорию, на обширном протяжении которой должно было возникнуть много отличий в языке. Эти различия языка были зародышем тех различий, которые в настоящее время разделяют арийские языки.

В итоге первоначальный арийский язык должен был начать разделяться на диалекты даже раньше, чем совершенно сформировался.

Появление на свет в 1871 году книг Гейгера и Куно отметило начало новой эры в спорном вопросе. До этого момента азиатское происхождение арийцев было ортодоксальным верованием, в котором нельзя было усомниться, не прослыв еретиком. С тех пор европейское или азиатское происхождение арийцев стало вопросом, доступным для обсуждения, и следующие десять лет были периодом беспрерывной борьбы между сторонниками противоположных теорий. Из года в год сторонники прежней гипотезы становились малочисленнее и менее уверенными, тогда как европейская теория находила новых защитников среди самого молодого поколения ученых.

Гёфер повторил старое доказательство, что самые архаические из форм арийского языка сохранились в Риг-Веде и Авесте, и потому колыбель арийцев должна находиться в той области, где говорили по-санскритски и по-зендски; на этот аргумент Уитни уже ответил, заметив, что из существующих языков исландский и литовский сохранили первоначальные арийские формы вернее, чем армянский или курдский.

Пьетреман еще раз напомнил аргумент, извлеченный из географических преданий Авесты; он может быть допущен для последнего переселения иранцев, но не для переселения других рас, ни даже для первых иранских переселений.

Киперт и Ген, следовавшие за ним, утверждали, что Азия представляет истинную officina gentium (лат. мастерская народов, или кузница племен; выражение готского историка VI в. Иордана, примененное им в отношении Скандинавии. — Примеч. ред.) и что так как многие из великих переселений совершались с востока на запад, то трудно верить, чтобы первое и самое большое совершилось в обратном направлении. Вероятно ли, говорит Ген, что нужно искать самые древние формы арийского языка в лесах и болотах Германии, предпочтительно перед литературными памятниками Индии и Бактрианы?