Славяне и арийский мир

Тейлор Исаак

Достойно замечания, что тогда как греческое наименование рыбы не встречается в латинском языке, латинское наименование piscis вновь встречается в кельтском и тевтонском; это еще новое доказательство того, что окончательное разделение греков и латинян произошло раньше, чем разделение латинян с кельтами, или кельтов с тевтонами.

Про рыбу в качестве пищи не упоминается в Ведах, и у Гомера она является лишь в виде исключения, и выражение «рыбоед» употребляется Геродотом как презрительное. В озерных постройках долины По, находившихся в таких благоприятных условиях для занятия рыболовством, не найдено ни крючков, ни какого другого инструмента для ловли рыбы. Крючки чрезвычайно редки в коллекциях доисторических древностей: большой Дублинский музей содержит лишь один экземпляр^{159}.

В самых древних из озерных построек в Шуссенриде, в Вюртемберге, где каменные инструменты такого же первоначального типа, как и в кухонных останках, найдено едва лишь несколько рыбьих костей.

Вкус к рыбной ловле и искусство это развились, по-видимому, в эпоху, сравнительно позднейшую. Рыболовные крючки были найдены в кельтических сооружениях в Галльштадте в Австрии, относящихся к железному веку, а другие крючки того же образца — в Нидау, на Биенском озере, и в других местах; но они более обыкновенны в сооружениях, относящихся уже к железному веку, чем в тех, которые принадлежат к веку бронзы или камня.

В датских кухонных останках рыба, и в особенности селедка, фигурирует как важная часть пищи. Этот факт, сближенный с отсутствием общего арийского слова для обозначения рыбы, и насмешливым отвращением, которое она внушала расам индусской, эллинской, италийской и кельтской, не лишен важности с точки зрения этнического сродства первобытных арийцев.

Устрицы составляют значительную часть пищи современников датских кухонных останков, и их нашли в могилах царственных особ, погребенных в Микенах. Имя устрицы находится во всех арийских языках Европы^{160}, но отсутствует в языках семьи индоиранской. Если происхождение арийцев европейское, то исчезновение слова в странах, где устрица была неизвестна, вполне понятно; но если европейские народы переселились постепенно из центра Азии, то усвоение одного и того же наименования объяснить трудно, в особенности потому, что лингвистическое разделение глубже между греками и кельтами или между тевтонами и латинянами, чем между иранцами и славянами или между греками и индусами.

Виноград был, по-видимому, неизвестен озерному населению Швейцарии. Виноградный стебель был найден в одном из озерных жилищ Италии, но искусство виноделия было введено в Италии, вероятно, греческими колонистами^{161}. Название, вероятно, заимствовано у семитов.

Первый опьяняющий напиток был приготовлен из дикого меда. В санскритском, греческом, кельтском, славянском и латинском языках встречаются слова, имеющие этимологическое сходство с английским словом mead (мед-напиток) и обозначающие, смотря по языку, пчелиный мед, сладость, мед-питье, вино или опьянение. В Северной Европе мед заменен был пивом: английское слово ale, соответствует старопрусскому alu, означающему мед-питье.

Одежда

Одежду арийцев неолитического века и даже бронзового составляли главным образом кожи животных. Сперва снимали мясо и, может быть, шерсть посредством каменных скребков, весьма многочисленных даже в бронзовом веке; кожи сшивались вместе костяными иголками, находимыми в большом изобилии. Цезарь говорит про бриттов: «Pellibus sunt vestiti» (лат. они одеты в шкуры), а Тацит сообщает нам то же по части германцев. В швейцарских и итальянских озерных постройках найдены куски кожи, дубленой грубым, но действительным способом.

Лен, самое имя которого (по-английски flax) обозначает, что он употреблялся для тканья (латинское plecto; немецкое flechten), прялся и ткался женщинами, жившими в постройках неолитического периода, что показывают веретена и ткацкие станки, найденные в столь большом количестве в швейцарских озерных постройках каменного периода. Станки для тканья льняной пряжи найдены были во многих из этих поселений. Нити основы, состоящие из двух льняных волокон, ссученных вместе, вероятно, привешивались с грузом к горизонтальному бруску, причем другие нити переплетались с ними при помощи костяных или деревянных иголок. Найденные запасы льняного семени показывают, что лен возделывался. В некоторых из самых древних поселений Южной Германии, где лен был неизвестен, находят

веревки и рогожи, сделанные из пряжи, приготовленной из коры клематиды или липы. Ничто не показывает, чтобы конопля была известна в каменный век или даже в бронзовый.

Факт довольно любопытный, что, хотя лен также вообще употреблялся для тканья в течение каменного века, но нет никакого признака в озерных жилищах Швейцарии или Италии, который бы показывал, что пряли шерсть, даже в бронзовый век, когда овцы были весьма многочисленны.

Очевидно, носили овечьи шкуры с шерстью, как это делают еще и теперь крестьяне Средней и Южной Италии.

Инструменты для прядения шерсти найдены, однако, в Ютланде и. в Йоркшире в могильниках бронзового века^{162}. На основании Риг-Веды казалось бы, что шерсть чаще, чем лен, служила материалом для ткача. Находили костяные иголки в складах начала неолитического века, как, например, в Лайбахе, где не найдено ни льна, ни даже хлебных злаков; а глагол «шить» встречается в языках санскритском, греческом, латинском, тевтонском и славянском. Это слово обозначало, вероятно, действие сшивания шкур вместе, так как в швейцарских озерных жилищах, где ткацкие станки многочисленны, нашли лишь один мешок, стянутый белым снурком, без всякого признака шва или отрезка^{163}. Вероятно, льняная ткань была слишком тонка и малопрочна для того, чтобы можно было ее резать и шить. Кажется, она употреблялась лишь как драпировка, так как не осталось никакого следа одежд, скроенных по мерке. Первый знак прогресса в искусстве одеваться обозначается словом breeks, «порты», которое, как это доказывает староирландское «bracae», должно было быть заимствовано тевтонами и славянами у кельтов в эпоху, когда последние жили в Средней Европе. Но эти «порты» были сделаны, очевидно, из кожи.

Как кажется, в те первобытные времена не было никакого различия между мужским и женским одеянием, что указывает на весьма недалеко ушедшую вперед цивилизацию. В Греции хитон и гиматион носили и мужчины, и женщины; в Риме тога была сначала одеянием обоих полов; Тацит говорит о германцах: Nec alius feminis quam viris habitus (лат. «И женщины одеты не иначе, чем мужчины»).

Агатирсы, в Трансильвании, красили или татуировали себе тело, и большое количество краски, найденное в значительном числе складов каменного века, заставляет предполагать, что этот обычай практиковался часто, если не повсеместно. Древность обычая бриться была предметом горячего спора и хорошо показывает, каким образом заключения филологии исправляются археологией.

Бенфей утверждает, что первобытные арийцы брили себе бороду; он опирается в своем мнении на тождество греческого ξυρόν и санскритского kshurá, слов, обозначающих бритву; он объясняет отсутствие этого слова в других арийских языках гипотезой, что в продолжение своих переселений арийцы потеряли некоторые элементы своей первоначальной цивилизации.

Но было бы мудрено бриться камнем, как бы остер он ни был, а озерные сооружения показывают, что первобытные арийцы принадлежали еще к каменному веку; кроме того, не найдено никакой бритвы на весьма древнем кладбище в Альба-Лонге. Гельбиг, опираясь на эти аргументы, приходит к заключению, что слово, обозначавшее бритву, должно было сначала употребляться для обозначения обломков кремня, употреблявшихся для вырывания шерсти из кожи, которые найдены в большом числе в древнейших из сооружений; впоследствии, после изобретения металлов, это название перешло на инструменты для бритья подбородка^{164}.

Жилища

Арийцы до своего разделения уже не были троглодитами; они выучились строить шалаши^{165}. Мы уже заметили, что продолговатые курганы доарийского населения Великобритании были построены в подражание или в воспоминание пещер, тогда как круглые курганы арийских завоевателей были построены по образцу круглых шалашей.

Эти шалаши были двух сортов; летние, построенные целиком на поверхности земли, и зимние, представлявшие круглую яму, покрытую сверху крышей. Относительно первых мы должны полагаться главным образом на описания и рисованные изображения их; что же касается последних, то их остатки мы имеем и в настоящее время.