Славяне и арийский мир
Шрифт:
Языки и раса
Тесная связь арийских языков, установленная Шмидтом, доказывает, что лингвистическое разделение должно было произойти в эпоху, когда арийские расы занимали относительно друг друга почти те же места, что и в начале исторического периода. Но Шмидт вовсе не указывал причины диалектических нарушений и стремлений к изменению, которые он предполагал имевшими место. Этот пробел был заполнен антропологами и специально Пенка. Мы уже видели, что арийскими языками говорят по меньшей мере четыре европейские расы, из которых одна лишь была арийской по крови.
Мы уже пересмотрели доказательства, собранные Пенкой и Пёше для доказательства изменчивости языка и сравнительной устойчивости расы. Мы также видели, что особенности, отличающие каждый из неолатинских языков, обязаны своим происхождением, без сомнения, различным изменениям, которым подвергался латинский язык, распространяясь
Итак, мы в праве распространить этот принцип и сделать из него vera causa (лат. истинная причина), могущую объяснить происхождение диалектов, из которых вышли семьи арийских языков. Другими словами, мы можем приписать если не все разницы, которыми отличаются между собой арийские языки, то значительную их часть арианизации неарийских. В некоторых случаях можно констатировать влияние чужеземного наречия. Так, Шпигель показал влияние семитической грамматики на персидский язык, а дравидийской на санскритский. То же самое относится и к санскритской фонологии; язычные и нёбно-зубные буквы, одни из наиболее характерных для санскрита, принадлежали к языку дравидийцев, покоренного народа, и распространились в арийских языках, но лишь в Индии.
Не является невозможным, что некоторые из этих фонетических изменений обязаны своим происхождением причинам чисто органическим. Дункан Джибб доказал, что у крайних типов, как негр и европеец, существуют явные различия в строении гортани, которых достаточно для объяснения того, почему негры находят столь трудным издавать некоторые звуки, кажущиеся нам естественными. Для негра почти невозможно произнести английское th, которое он превращает в d, тогда как швейцарец изменяет его всегда в z. Русский, с другой стороны, изменяет th в ф и делает, например, из Теодора — Федора. Аналогичное изменение мы находим в латинском; fumus соответствует греческому θυμός, a rufus — έρυθρός.
Существует много таких фонетических признаков расы. В ночь Сицилийских вечерен заставляли убегающих французов, приставляя шпагу к горлу, произносить слово ciciri, и если c произносилось как s, а не как русское ч (если они говорили сисири вместо чичири), то их признавали за французов и убивали.
Когда египетские мамелюки истребляли арабов Сайда, то они заставляли их произносить слово dakik (мука), чтобы убедиться, произносилась ли гортанная как к или как g.
Жители Галаадские говорили «шибболет», но люди Ефрема «не могли произносить хорошо и говорили „сиббалет“» и были убиваемы на берегах Иордана (Суд. 12: 6).
Полинезийцы не в состоянии произнести имя «Мари», которое они изменяют в Mali. Китайцы изменили Бенарес в Polo-nai, Брама в Fan и Christ в Ki-li-sse-tu. Капские кафры произносят слово «gold» (золото) — igolide и «sugar» (сахар) isugile, тогда как они могут произносить те странные готтентотские прищелкивания языком, которые невозможны для англичанина, даже после долгого упражнения — experto crede (лат. буквально «верь опытному»). Это случаи крайние, но мы можем высказать как аксиому, что когда какой-нибудь язык переходит к чужеземцам или к порабощенным расам, то существуют некоторые роды звуков, которых произношение будет для них затруднительно и что, следовательно, эти звуки будут непременно выкидываться или неверно произноситься. Таков в особенности случай для смягченных немых или придыхательных слогов. Так, когда Аристофан выводит на сцену варваров, то заставляет их заменять трудно произносимые звуки φ, θ, χ более простыми звуками π, τ, к. Готы чувствовали ту же трудность. Ульфила передавал греческое χ через к. Угры находили трудными для произношения смягченные немые буквы b, g, d и изменяли их в р, к, t. Точно так же мадьяр, говоря по-немецки, говорит pinter
Иностранцы в пьесах Шекспира делают то же. Флюэллен в «Генрихе V» и Сэр-Джон-Эванс, валлийский священник в «Веселых виндзорских кумушках», переменяют p на b, t на d и f на v и употребляют особенные идиотизмы и упрощенную форму английской грамматики: «Pragging knave, Pistol, which you and yourself and all the world know to be no petter than a fellow, look you now, of no merits; he is come to me and prings me pread and sault yesterday, look you, and bid me eat my leek».
«It is that ferry person for all the Orld». «The tevil and his tam». Д-р Кайюс, француз, неспособен произнести английские th и w. Негры в романах г-жи Бичер Стоу, гайлендеры Блека и ирландцы Ливера встречают те же фонетические и грамматические трудности, говоря по-английски. «Pidgin-English» китайца отличается от такого же жаргона малайца или чинука.
Значит, весьма вероятно, что расовыми склонностями можно до известной степени объяснить дифференциацию арийских языков. Эта гипотеза опирается на существование сходных фонетических тенденций во французском и галльском языках. Два арийских языка, латинский и старый кельтский, подверглись сходным изменениям. Французами, как и валлийцам, трудно произносить двойные начальные согласные sc, sm, sp, st, и в обоих случаях трудность была побеждена одним и тем же средством, именно помещением в начале слова гласной. Валлийцы изменили латинское schola в yscol, spiritus в yspryd и scutum в ysgwyd. Подобным же способом латинское слово schola превращается в старофранцузском языке в escole и в современном французском в école; spiritus становится esprit; sperare — espérer; species — espèce и éрice; spada — espée, а впоследствии éрéе; scabellum — escabeau; scala — eschelle, а впоследствии échelle{235}. Другие правильные фонетические изменения, каковы перемены m в n, l в r, c в ch встречаются в некоторых словах; так из rem сделалось rien; из semita — sente; из ulmus — orme; из caput — chef.
В некоторых из этих слов мы находим другую характерную черту, свойственную как французскому, так и валлийскому языкам. Это общекельтская склонность к отбрасывание слогов, не имеющих на себе ударения. Слог, носящий ударение, сохраняется, слоги короткие и глухие уничтожаются. Так латинские слова porticus, asimis, septimana, liberare и regula обратились в современном французском языке в porche, âne, semaine, livrer и regie; a semetipsissimum обратилось в même. Точно так же латинские слова benedictio, papilio и corpus обратились в benditt, pabell и corff по-валлийски, a Caerleon значит Castra Legionum.
По-французски так же, как и по-валлийски, эта склонность к сокращению разрушила склонения. С трудом найдешь в валлийском языке кое-какие остатки суффиксов, служивших для указания падежей: они заменены предлогами.
Французский язык таким же образом потерял падежи и заменил их тем же способом, как и валлийский; так говорят: à la femme, de la femme, pour la femme. Сходные этнические стремления производят в языке те же результаты. Если бы мы не знали истории французского языка, то, вероятно, чересчур приблизили бы его к валлийскому языку в силу поверхностного сходства, происходящего от этих общих склонностей.