Славяне. Историко-археологическое исследование

Седов Валентин Васильевич

Эта миссия Русского каганата в Константинополь, видимо, не была успешной. В то время шла война Византии с арабами. В 837–838 гг. византийские войска потерпели ряд поражений в Малой Азии, возникла угроза арабского похода на столицу Империи. В такой ситуации Византия была заинтересована в хороших отношениях с Хазарским государством, установившихся в результате экспедиции Петроны Каматира, и, естественно, не могла налаживать дружеские отношения с его врагом — русами. Нужно полагать, что посланники кагана русов были встречены в Константинополе прохладно, и им пришлось возвращаться ни с чем.

Невозможно сказать, каков был состав посольства Русского каганата 838 г. Если среди миссии были славяне-русы, то они вернулись в Днепровско-Донские земли и доложили кагану о результатах поездки в Константинополь. Но были в составе этого посольства и скандинавы. Византийский император Феофил в письме Людовику Благочестивому просил предоставить послам кагана русов возможность вернуться на родину, так как земли, которыми они следовали в Византию, оказались занятыми «дикими и бесчеловечными племенами». Во Франкском государстве, очевидно, знали о Русском

каганате. Послы кагана русов были допрошены, и установлено, что они не были русами, а принадлежат к «народе свеонов». Император, воевавший с норманнами, по-видимому, заподозрил послов в шпионаже и задержал до выяснения истинных целей прибытия в Ингельгейм. Если при расследовании послы окажутся невиновными, писал Людовик в ответном послании Феофилу, то он отпустит их или вернет обратно в Византию. О дальнейшей судьбе этих послов кагана русов источник не сообщает. Из информации «Вертинских анналов» очевидно, что Людовик не видел никакой связи между народом русы, Русским каганатом и Скандинавией, куда направлялись задержанные послы. Нет ничего удивительного в том, что послы Русского каганата назвались русами. Позднее, как свидетельствуют русские летописи, варяги-скандинавы нередко представительствовали от имени Киевской Руси, объявляя: «Мы от рода Рускаго послы…» Присутствие скандинавов в Русском каганате первой половины IX в. археологически не документируется. Сообщение «Вертинских анналов» — первое свидетельство привлечения норманнов на службу кагану русов. Направленные в Византию в составе посольства кагана, они в силу каких-то обстоятельств, может быть боясь гнева властителя русов, решили не возвращаться в Днепровско-Донской регион.

Направление посольства в 838 г. к византийскому императору — безусловное свидетельство оформления государственности в славянской среде Днепровско-Донского региона. Нельзя не согласиться с Г. Г. Литавриным, оценивающим эту миссию как начало непосредственных контактов Руси с Константинополем, как попытку установить дипломатические отношения Руси с Византией. [457]

Вслед за безуспешной попыткой установить контакты с Византией последовала военная акция Русского каганата. Об этом рассказывает «Житие святого Георгия Амастридского». Русы направили свои боевые флотилии на малоазийское побережье Черного моря. Начав с Препонтиды, они разорили ряд византийских городов. Основным объектом нападения русов стала Амастрида — главный город Пафлагонии. Из этого города происходили строители Саркела и хазарских крепостей на пограничье с Русским каганатом. Эта акция, по-видимому, была своеобразным ответом-местью за возведение преграды в торговых сношениях руси со странами Востока.

457

Литаврин Г. Г. Византия и Русь в IX–X вв. // История Византии. Т. II. М 1967. С. 228.

В заключительной части «Жития» рассказывается о чуде, случившемся в Амастриде, в храме у гробницы Георгия Амастридского. «Враги избивали всех подряд, не жалея ни старцев, ни младенцев. Храмы разрушались, святыни осквернялись, а на их месте совершались беззаконные жертвоприношения и то древнее таврическое избиение иноземцев, возобновленное ими, — резня дев, мужей и жен». Вступив в храм, росы решили раскопать гробницу, полагая найти там богатства, но внезапно потеряли способность двигаться. «Их игемон расспросил „одного из уведённых в рабство“, какая тайная сила была способна совершить подобное. Тот поведал о могуществе истинного Бога Добра, которому подвластно все и который одобряет лишь благие деяния, в отличие от ложных богов, которым поклоняются и приносят жертвы варвары. Они оскорбили своими руками гроб святого и должны теперь, чтобы избавиться от Божьего гнева, умилостивить Бога с помощью христиан, а именно — освободить пленных, оказать почтение церквам и позволить совершить службу. Игемон росов выполнил все, и они обрели подвижность. „И происходит некое их примирение и соглашение с христианами“». Варвары прекратили бесчинства. Росы, поклоняющиеся рощам, лугам, источникам и деревьям, проявили почтение к божественным храмам. [458]

458

Васильевский В. Г. Русско-византийские исследования. Жития св. Георгия Амастридского и Стефана Сурожского // Летопись занятий Археографической комиссии. Т. 9. СПб., 1893. С. 1-СССУ; Переиздано в кн.: Васильевский В. Г. Труды. Т. 3. Пг., 1915. С. 64–68.

«Житие святого Георгия Амастридского», дошедшее до нас в греческой рукописи X в., было обстоятельно исследовано В. Г. Васильевским, установившим, что оригинал был создан в IX в. [459] Отсутствие в «Житии», отмечал исследователь, упоминания икон указывает на то, что его создание относится к «иконоборческому периоду», который завершился со смертью императора-«иконоборца» Феофила в 842 г. Согласно В. Г. Васильевскому, «Житие» написано автором известных церковных произведений той поры — Игнатием (митрополит в Никее с 830 г.). Время похода русов на Амастриду историк определял до 842 г. Имя руси в то время, утверждал он, было не только известным, но и широко распространенным в Причерноморском регионе.

459

Васильевский В. Г. Русско-византийские исследования… С. 1–76, III–CXLI.

Выводы В. Г. Васильевского были поддержаны

многими исследователями, в том числе Ф. И. Успенским, Е. Е. Голубинским, В. А. Пархоменко, Г. Ловмяньским, Г. В. Вернадским (определяет время похода русов на Амастриду 840 г.) и другими. И. Шевченко основательно исследовал «Житие» с точки зрения текстологии, лексики, стиля и литературной традиции и подтвердил правоту выводов В. Г. Васильевского. [460] Вместе с тем эта концепция вызвала длительную дискуссию, выдвинуты были доводы против заключения В. Г. Васильевского. Все они недавно были основательно проанализированы Г. Г. Литавриным, который, подводя итоги дискуссии, заключил: «Итак, система доказательств достоверности показаний ЖГА (Жития Георгия Амастридского), разработанная Васильевским с исторической точки зрения и Шевченко — с текстологической, остается на сегодняшний день, на мой взгляд, непоколеблённой». [461]

460

Sevcenko I. Hagiographie of the Iconoclast Period // Iconoclasm. Birmingham, 1977 P. 113–131.

461

Литаврин Г. Г. Византия, Болгария, Древняя Русь (IX — начало XII в.). СПб 2000. С. 24–32, цитата — С. 28.

Г. Г. Литаврин подтверждает и выводы В. Г. Васильевского о реальности описанного в «Житии Стефана Сурожского» нападения русов в начале IX в. на города южного побережья Крыма «от Корсуня до Корча» (от Херсона до Керчи), завершившегося на десятый день штурмом Сурожа. [462] В «Житии» рассказывается, что при попытке русской рати, пришедшей из Новгорода, осквернить могилу Стефана Сурожского в храме Святой Софии (это произошло через небольшое число лет после смерти святого, умершего около 787 г.) предводителя ее Бравлина поразил припадок. Повинуясь повелению старца, напавшего на него, князь русов распорядился вернуть награбленное, освободить плененных мужчин, женщин и детей и крестился вместе со своими боярами. Когда все это было выполнено, здоровье вернулось к князю, и он с войском покинул Крым. Это описание содержится в поздней славянской версии греческого пространного жития Стефана Сурожского. При переработке версия обросла дополнениями — появился Новгород, откуда будто бы вышло войско русов, имя князя, вероятно, было искажено — в остальном, как полагают В. Г. Васильевский и Г. Г. Литаврин, автор славянской рукописи рабски следовал оригиналу.

462

Там же. С. 32–35.

В 860 г. русы совершают нападение на Константинополь. В это время Византийская империя находилась в затруднительном положении. Годом раньше ее войска в сражениях с Арабским халифатом потерпели сокрушительное поражение. Едва избежав пленения, император Михаил III в спешном порядке провел подготовку к новой кампании и в начале 860 г. повел войска против арабов. Неспокойной была ситуация и внутри Византии. Обострилась борьба с павликианами, которые, обосновавшись в западной части Армении, поддерживали военные действия арабов. Этим и воспользовались русы, которые ранним утром 18 июня появились у стен византийской столицы. Несомненно, русы были информированы о ситуации в Византии, М. Д. Приселков даже высказал догадку о возможной договоренности их с арабами о синхронности боевых действий.

Подойдя к Константинополю со стороны моря на 200 судах, русы высадились и стали грабить окрестные монастыри и дворцы. Не исключено, что если бы они решились штурмовать город, то могли бы взять его. Однако 25 июня русы сняли осаду Константинополя, и их флотилии направились в обратный путь.

Это нападение русов на Константинополь стало масштабным событием в византийской истории. Оно оставило заметный след среди современников, было зафиксировано видными деятелями Империи, да и позднее к нему не раз обращались византийские историки X–XII вв.

Сведения о нападении русов в 860 г. на Константинополь содержатся прежде всего в двух проповедях патриарха Фотия, непосредственного участника этого события. [463] В первой, обращенной к константинопольцам, произнесенной в храме Богородицы во Влахернах во время осады города (по мнению Л. Мюллера, в воскресенье 23 июня), подчеркивается неожиданность появления русов, полная неподготовленность византийцев к отражению набега. Фотий утверждал мысль, что нападение варваров и грозящая гибель городу — кара Господняя за грехи ромеев. Вторая проповедь была произнесена Фотием вскоре после отхода русов от столицы Империи. «Когда море тихо и безмятежно расстилалось, — говорил он, — … мы увидели врагов наших удаляющимися…» «Ушли те, для которых некогда одна молва о ромеях казалась грозою», народ, «насколько ранее невиданный, незнатный и по имени вплоть до нападения на нас незнаемый, настолько он нам глыбу позора и поношений припечатал… незнаемый, но от нападения на нас обретший имя и, незнатный, знатным оказавшийся, низкий и бедствующий, но поднявшийся на блестящую высоту и к великому богатству, народ, где-то далеко от нас поселившийся, варварский, бродячий, дерзость обретающий в оружии, неохраняемый, необузданный, в стратегии несведущий…» [464]

463

Mango С. The Homilies of Photius. Patriarcat de Constantinopole. Cambridge, 1958. P. 9.

464

Там же.