Славянин
Шрифт:
Скосил взгляд на соседей. Вот уж две противоположности. Уже знал. Слева прикрывшись бортом телеги сидел Орм, молодой воин. Может быть, пошире его самого в плечах будет, да рыжий волос на растрепанной бородке жидковат. Доспех у него явно похуже, оно и понятно, род то захудалый, мужчины почти все бонды, хозяйством живут. Зато сам Орм повадками на Сигурда, старшего у данов схож. Смел, быстр и напорист. Вон, уже стрелу на лук наложил. Небось приготовил ее для будь первым показавшегося татя. Даже если б не наступившие сумерки, Лиходеев вряд ли увидал бы страх в глазах этого парня. Он это знал наверняка.
Справа, Хрут. Этот,
Из лесной чащи послышались звуки приближения людей, по цепи передали приказ хевдинга:
–Быть готовыми…
А вскоре со стороны в которой ратились, появившийся одинокий всадник, явно не свой, подняв руку, помахал нею. Гормкий голос Сигурда врезался в уши.
–Бей!
Предсмертный крик кого-то на возах совпал с повторной, но уже громкой командой вождя.
–Бе-ей!
Из луженых глоток в один голос вырвался боевой клич данов:
–Тил ор-русту-у! Бар-ра фёлдин!
Да, именно на битву, именно в бой – призывал каждый из них соплеменников. «Бара фёлдин!», «Только силой!» – в виках привыкли брать все, что понравится, все, что под руку попадется. Вальхалла – «Палаты погибших в бою воинов», ожидают каждого из них!
–Что за…?
Егор боковым зрением, и то в последний миг, увидел как Велинег металлическим кистенем, по форме походившим на грушу, наносит ему удар в голову. Сделать уже ничего не успеть. Смог лишь чуть отклониться, прижать подбородок к груди. Все! Свет погас, будто кнопку выключателя нажали.
Он уже не видел того, как его друг столкнул тело с крутого откоса в реку, при этом, губы его расползлись в кривой улыбке. Не слышал напутственных слов: «Тебе на роду написано, в этой реке раков кормить, байстрюк! Вот и корми!».
И хорошо, что не видел и не слышал, потому что даны, волками набросились на тех, кого обязаны были защищать, и резали их без зазрения совести, а завершив кровавую баню, с похищенной княжной и тремя посольскими ростовчанами, ушли в лес, не забыв прихватить с собой самое ценное из приданого невесты.
* * *
Боярин Часлав имел свой кусок земли на окраине земель ростовских, но всю жизнь кормился войной. Не за горами старость, только он не заметил, как и время пролетело. Два сына подросли. Вон, первенец по левую руку скачет, статью и силой в отца пошел. Жену схоронили, когда в походе был. Кто за хозяйством присмотрит в его отсутствие? На тиунов надёжи мало. Воровитая порода, глаз, да глаз нужен. Самому недосуг, нет спокойствия у границ, да и в самих княжествах его нет. Так уж с дедовских времен повелось, как только в пределы Руси внезапно вторгался враг, князь обращался к своим подданным, и тут же все способные носить оружие собирались в столицу, там экипировались и после строевого смотра выступали на позицию, а разгромив неприятеля, возвращались к мирному труду. Он, Часлав, нет. Скучно ему дома. На отдыхе, лишь два удовольствия – на охоте
Часлав обернувшись в седле, окинул взглядом свое воинство. Было на что глянуть, даже в Ростове его люди беднотой не смотрелись. Рубахи на воях с длинными узкими рукавами, с ластовиной под мышками, разных цветов, белые, синие и красные, с вышивкой по вороту, по талии подпоясанные неширокими поясами, на коих мечи с перначами смотрелись богато. Высокие сапоги, закрывают порты на коленях. Головы у всех кроме него и сына, покрыты колпаками из белого войлока с околышем разных цветов. Все как один крепкие, жилистые, взгляды рыскают по округе соколиным взором. Хороши!
–Батько, куда нам, налево или направо ехать? – задал вопрос Богдан.
Хм! Первый выезд у парубка. Он в его годы успел меч окропить вражьей кровушкой, а его старший отпрыск все при матери от скуки маялся, да дворовым девкам подолы задирал. Такой же и молодший, Еруслан. Разница меж ними в два года.
Одно радует, что Богдан ликом красен, весь в мать пошел, а статью в него, в Часлава. Статен! Рубаха из льняной ткани доходит до колен, у ворота разрез к которому пристегнут неширокий круглый воротник-ожерелье, а вокруг кистей рук, рукава скрепленные запястьем. Ожерелье и запястье сделаны из дорогой ткани и богато расшиты жемчугом. Сам сыну сю рубаху из похода привез. Красень парубок, женить пора, а вотчину в крепкие руки всучить. Хай хозяйствует да плодится.
–Правей примаем! По-над речкой пойдем! – повысил голос боярин. И уже тише, только для сына, пояснил: – На развилке, тот летник, что влево ведет, направляется в Ростов. Нам вправо на Горенки, Родники и Добрыниху. Вот в последней, вотчина боярина Веселина и будет, а там засватаем за тебя его среднюю дочку, Синичкой кличут. Ох, хороша тебе жинка достанется!
Повысил голос:
–Галопом марш! Мы так до полуночи не доберемся!
Поскакали, взбивая пыль из-под копыт, как вдруг, глазастый Смеян придержал повод, заставив разгоряченную кобылу подняться свечой. Указал пальцем на реку.
–Боярин, никак река утопленника к берегу прибила.
–Где?
–Да, вон же подле камышей у самой воды лежит!
–Стой! А ну, хлопцы, спешиться. Проверьте что там. Да не все разом, двоих хватит.
Часлав наблюдал, как двое воев сноровисто спрыгнули с круч, пробежались по песку речной протоки и наклонившись над покойником, ковырялись в его одежде. Вторуша поднялся во весь рост, крикнул:
–Батька! Живой он!
–Чего-о?
–Живой, утопленник-то!
–А-а! Тащите его наверх!
Богдан подъехал к отцу.
–Батько, зачем тебе тот смерд? Ведь точно ночью доберемся.
–Э-э, сынку, то не смерд. Видишь, несут его, а он рукой в свой меч вцепился, видать хлопцы и вырвать-то не смогли. Воин.
Подтащили, положили у ног коня боярина. Речная трава набилась в рот, глаза закрыты.
–Да, это юнак! – удивился Богдан.
–А ну, хлопчики, влейте ему в рот хмельного меда.
–Батька, да он и так напился воды. Чего мед зазря переводить?
–Я сказал, лей, Смеян!