Славянская тетрадь
Шрифт:
Все же поездка у меня была – не развлечение, а, напротив, деловая командировка, и я должен был кое-что обязательно написать по горячему следу. Я записал несколько встреч с людьми разных профессий на дорогах Болгарии. Всего получилось 10 зарисовок.
Для того чтобы закончить с этой поездкой и чтобы можно было получить представление о характере зарисовок, я рискну возвратиться хотя бы к трем из них.
СТАМЕН СТРОИТ ДОМНУ
Болгар, живущих по деревням вокруг Софии, зовут шопами. Это не племя, конечно, как
Если же придется вам обедать в болгарском ресторане, спросите салат по-шопски. Когда вы отправите в рот первую порцию, в затуманенных глазах ваших сразу встанет шоп в черной бараньей шапке. Он будет лукаво улыбаться, спрашивая: «Ну, каково?» Оказывается, в помидоры вам с чисто шопским остроумием настругали самого лютого красного перца.
При всем том добродушном юморе, с которым воспринимались шопы болгарами-горожанами, был, наверное, и элементик превосходства в отношениях к ним. Ну, точь-в-точь как у нас раньше к упомянутым пошехонцам. Вот почему было несколько неожиданно для нас впервые познакомиться с шопами не за плугом, не за пастьбой овец, а на строительстве первой в Болгарии доменной печи.
Шоп предстал перед нами в виде мужчины лет тридцати пяти – рыжие усики, нос с горбинкой, защитная кепка, сбитая на затылок.
– Вот это он и есть. Стамен.
– Да, мы есть Стамен, – и мужчина с рыжими усиками по-хозяйски гостеприимно перевернул валявшийся тут ящик более чистой стороной. – Садитесь.
Интервью наше началось.
– Мы из села Побиткамень, – охотно отвечал Стамен. – До Югославии от нас чуть подальше, чем вон до прокатного цеха. Земля наша тонкая, а под ней песок, родится только рожь. А всего ее, земли-то, у отца четырнадцать декаров. На четырнадцать декаров восемь ртов. Многовато. И пошли мы, значит, работать на сторону.
Нужно понимать, что одни Стамен пошел, потому что шопы говорят о себе во множественном числе.
– Сколько же лет было вам?
– Да уж пятнадцать. Младшие мы в семье. Ну, а строительстве сначала известку таскали, кирпичи, доски. Год таскали, на второй взяли в руки молоток. Госбанк в Софии кто строил? Мы. Телеграфную палату тоже мы. Концертный зал «Болгария» после бомбежки – тоже мы. Только нашей работы не видно.
– Как так?
– А так. Положит каменщик кирпич, и лежит тот кирпич на месте. Через десять лет приходи его поглядеть, он все лежит. А мы опалубщики. Городим, городим, колотим-колотим, а потом зальют нашу городьбу цементом. Сами же мы ее и ломаем,
– Но здания-то стоят, тот же Госбанк.
– А как же?! ТЭЦ вон стоит, дымит, это посерьезней всех госбанков с телеграфными палатами. На ТЭЦ мы впервые к индустрии приобщились.
– Все говорят, что ваша бригада очень дружно работает. И вот уж десять лет никто ее в Болгарии обогнать не может. От чего это зависит? От вас, бригадира, или, может, люди подобрались?
– Что ж, и люди. В сорок шестом году бригада наша образовалась. Она, конечно, то побольше станет, то уменьшится. Но ядро в ней постоянное и твердое.
– Кто же в этом ядре?
– А мы там, шопы. Три моих брата, два зятя, двоюродный брат, шурин, свояк да земляков человек шесть. Теперь посудите, можно ли нас обогнать.
Пожалуй, это был тот редкий случай, когда семейственность со стороны бригадира пошла на пользу делу, а не во вред ему.
– А здесь, на комбинате, ваша бригада давно работает?
– Приехали мы сюда на грузовике, а вокруг не то что стены какой, забора и то не было. Вон там, где мартеновский цех дымится сейчас, один старик овец пас, поправее кустики были. Нашей бригаде поручили заложить первый камень.
– Ну и как?
– Заложили, а чего не заложить, мы – люди привычные. И вот сколько здесь зданий видите вокруг, на каждом из них наша бригада побывала. Сначала жилые дома, потом гараж, потом цеха: мартеновский, прокатный… – И тут Стамен неожиданно рассмеялся.
– Вы что?
– Да как же. Рассказываю отцу, что дом построил, который семнадцать декаров земли занимает, а отец не верит. Ведь у него все поле четырнадцать декаров. Приехал смотреть. Шагами мерил. И так постепенно дошли мы до домны, – и Стамен показал туда, куда смотреть нужно, придерживая шапку на затылке, а то упадет. Там наверху, в причудливых переплетениях стальных конструкций виднелись уменьшенные расстоянием портреты Ленина и Димитрова.
Пока мы разговаривали, «железное ядро» бригады: братья родные, да брат двоюродный, да зятья, да шурин, да свояк, да земляки, – все собрались вокруг. Видя, что беседа наша кончается, что мы уходим, бригада зашумела. Члены бригады напали на своего бригадира:
– А ты почему молчишь о том, как Героя получил? Почему не рассказываешь, как в Москву ездил?
– Ах, вы и в Москве были? Расскажите, что вам больше всего понравилось?
И когда про себя я уже стал гадать, что же назовет он: Третьяковскую галерею, Кремль, университет, Большой театр, Сельскохозяйственную выставку, ГУМ, Садовое кольцо или, может быть, улицу Горького, – Стамен ответил:
– Больше всего нам в Москве понравилось крупноблочное строительство…
РАССКАЗ МОЛЧАЛИВОГО ПОПУТЧИКА
Время от времени машину нашу останавливали прохожие с просьбой подвезти их немного. Мы были рады этому: каждый новый человек что-нибудь да расскажет. Первый пассажир подошел к нам, когда мы все (а нас было пятеро) высыпали из машины посмотреть и, может быть, сфотографировать на память священника в длинной черной одежде, под черным зонтиком, едущего верхом на осляти.