След ангела
Шрифт:
И хотя, по сути, это поступление было ему уже давно обеспечено, Тема все равно к нему готовился. Не только занимался с репетиторами, но и самостоятельно (пусть не совсем самостоятельно, а под папиным руководством, но все же) изучал социологию. Причем не только теорию, но и практику. Весь прошлый год будущий социолог носил с собой в школу толстую тетрадь, где на разворотах рисовал кружочки и стрелочки. Сложный порядок этих значков должен был показывать взаимоотношения одноклассников, их вражду и дружбу.
А вражды еще в прошлом, десятом, классе и особенно в девятом было больше чем достаточно. Сейчас, в одиннадцатом, после лета даже странно было вспоминать, как резко тогда разбился вдруг коллектив на две команды — сначала
Тема Белопольский вместе с Саньком входил в команду расстегнутых, но на рожон старался не лезть, от драк уклонялся, был, если можно так выразиться, идеологом, кем-то вроде начальника штаба. В его тетрадке множились схемы и сопоставления: кто кого сильнее физически (данные собирались на уроках физкультуры), кто кого побьет в схватке — тут были разные варианты. Свою тетрадь Белопольский считал стратегически важным документом и никогда не оставлял ее в сумке — носил по школе на животе, заправленной за брючный ремень.
Однажды, когда все свары и бои сами собой если не прекратились, то пошли на спад, он показал Сане тщательно разрисованную цветными фломастерами схему. По этой схеме выходило, что оба отряда — «застегнутые» и «расстегнутые» (сами они себе названий так и не придумали) — сложным образом группировались вокруг двух полюсов, вокруг двух главных красавиц класса — хохотушки Наири Погосян, дочки владельца медицинского центра (в классе ее для удобства звали Ирой), и барбиобразной блондинки Алины Кузьминой, уже начавшей карьеру и жизнь модели. У каждой из них было по три-четыре поклонника, у тех — близкие друзья-приятели, и так цепочка дружбы и вражды тянулась по всему классу — от одного ученика к другому. Санек в этой схеме был на периферии, а Тема, прицепленный к нему тонкой чертой, проведенной по линейке, вообще ото всех в стороне.
Саня так и не смог согласиться с другом, что тому удалось установить подлинную причину всех раздоров, длившихся в течение почти всего учебного года. Ну хорошо, допустим, были в классе две девчонки-красотки, которые жестоко между собой не ладили. Но неужели именно из-за них квасили носы друг другу ребята? Или тут были какие-то скрытые механизмы взросления, которых даже Темыч Белопольский не мог толком объяснить? Да нет, скорее всего, дружбан просто понтовался, набивал себе цену…
В нарисованной Артемом схеме были не задействованы только два человека из класса, только от двух кружочков не тянулись ни розовые, ни черные линии, обозначавшие принадлежность к той или иной группировке. Этими кружочками были Полина Козлова, давняя симпатия Артема, и ее подруга Лиля Варламова. В общей обстановке неприязни и разделения на кланы лишь эти две девчонки сумели сохранить полнейший нейтралитет. Они поддерживали нормальные приятельские отношения с представителями обеих группировок — но не примыкали ни к одной из них. И этот факт особенно восхитил Тему, который разразился целой хвалебной тирадой в адрес Козы, так и сыпля заумными словечками вроде «поленезависимость», «доминирование самоактуализации» или «личностный конструкт». Смысла этих понятий Санька не знал, да и узнать не стремился. Ни Темкина социология, ни Темкина Коза его не интересовали. И Лила вроде бы особенно не интересовала… Во всяком случае, до первого сентября, до того момента,
Как всегда бывает, назло несчастным школярам в последние дни каникул на Москву нагрянули внезапные дожди и холода, дул совсем уже осенний ветер, и на сердце было тоскливо. Но стоило начаться занятиям, как погода вдруг установилась. Солнышко пригрело, небо опять стало совсем по-летнему синим. Так же по-летнему зелеными и свежими выглядели городские тополя. Даже Ирина Анатольевна, входя в класс на урок и внимательно посмотрев на своих учеников, бросала задумчивый взгляд поверх их голов в окно, потом делала брови домиком и грустно качала головой…
…Но злые люди — преподаватели, конечно же, не могли позволить своим питомцам насладиться последними летними радостями. Буквально со второго-третьего дня занятий началось дружное завинчивание гаек по всем предметам. Задавали на дом вдвое больше, чем в десятом классе: вы, мол, теперь взрослые, вам к экзаменам выпускным готовиться надо.
Учителей можно понять: им необходимо выдавить каникулярнюю лень из детских (или уже совсем не детских) мозгов своих подопечных. Вот и задавали повторение пройденного, выветрившегося на летних ласковых ветерках, и без остановки рвались дальше, в неведомые дали школьных наук.
Покуривая на перемене на заднем дворе на припеке, эти проблемы неторопливо, по-взрослому, обсуждали ребята из одиннадцатых «А» и «Б». Еще в прошлом-позапрошлом году они держались порознь, называя друг друга по-детски «ашками» и «бэшками». Но к последнему классу успели приглядеться, постепенно запомнили если не имена, то клички и теперь усиленно проявляли свое новообретенное единение.
Оказалось, в такой дружбе между классами есть большой прок. На переменах можно было обсудить, как прошел урок у соседей, какое настроение у училки, сколько народу вызывала к доске и что спрашивала, показать друг другу тетради с решениями уравнений, задававшихся на уроке. Да и вообще почувствовать, что их, учеников, много. Это всегда приятно.
Позади за школой возле разросшихся кустов было неприметное место, асфальтовый пятачок, заплеванный белыми пятнами жвачки, всегда замусоренный окурками и разноцветными обертками от чипсов и шоколадок. Место, ничем вроде бы не ограниченное, которое многие поколения школьников постепенно отвоевали себе как курилку на открытом воздухе. Для учеников две тысячи четырнадцатой оно было тем же, что клуб для джентльменов далеких эпох. Здесь обменивались новостями, обсуждали важные вопросы, советовались и нередко именно тут получали необходимые в жизни познания. Мелюзге сюда путь был заказан — рано еще, нос не дорос. А вот старшеклассники из десятых и одиннадцатых проводили в «клубе» все перемены, осенью до самых морозов и весной, как только сойдет снег.
— Нелька все лютует, — жаловался с характерным кавказским акцентом невысокий чернявый парень из класса «А» по кличке (а может, и по имени?) Гамлет. Имелась в виду, конечно же, англичанка. — Обратили внимание, как она задание на дом задает? «Сделайте упражнения семнадцать и восемнадцать». Только запишешь, как она: «И еще девятнадцать. И двадцать один». Нет, чтобы сразу сказать…
— Ясен пень, в чем дело, — вступал в разговор Мишка Гравитц, одноклассник Сашки. — Не трахают бабу — вот и все дела. Мужа нет, хахаля нет — она и бесится.