След черного призрака
Шрифт:
От обилия имён и подробностей у меня закружилась голова.
– Почему именно девушка или женщина? А мужчинам ничего не грозит?
– Да. Мужчинам она, говорят, не является. – Инга, похоже, совсем успокоилась и продолжила: – Сеанс мы провели. На нём ничего необычного не произошло, а следующей ночью проснулись от жуткого крика Оксаны. Она стояла посреди коридора в одной коротенькой летней пижаме, всё кричала, кричала и никак не могла успокоиться. А когда смогла говорить, заявила, что видела привидение.
– Э…
– Мы тоже тогда так подумали, она ведь вместе с Виком в театральном училась – будущая актриса. А потом Оксана вообще пропала. То есть все думали, что она уехала. Они с Виком перед этим как раз поссорились, вот мы и решили…
– Ясно. Ну и с чего ты взяла, что её смерть связана с привидением?
Инга долго изучала свои пальцы, сцепленные, точнее, практически спаянные на худых коленях в замок, потом тихо сказала:
– Она её увидела и практически сразу умерла. Мне страшно. Я тоже видела вчера ночью в нашем саду девушку в длинном белом платье с чёрными волосами. Это была она, Марта.
– И как же ты это поняла?
– Не знаю, просто поняла, и всё. И теперь боюсь, со мной тоже что-то случится!
Если боится, скорее всего так и будет. Сильные эмоции притягивают соответствующие ситуации. Когда страхи и стрессы накапливаются долго – они обязательно материализуются в реальности. Чтобы остановить программу саморазрушения, достаточно переключиться на позитивные вибрации: акцентировать внимание на приятном, избегать мыслей о плохом, и всё нормализуется.
Вот только у Инги это сейчас не получится. Как бы её успокоить? Может, попробовать рассказать вместо страшной сказки добрую?
– Инга, вы давно живёте в том доме?
– Нет. Его почти год перестраивали и переделывали, мы только в начале июня въехали.
– И что, те, кто его перестраивал, жаловались на козни призраков?
Она растерянно теребила уголок чёрной футболки.
– Не знаю, кажется, нет.
– Вот! Хотя целый год там работали! А предыдущие владельцы жаловались?
Инга вскинула на меня испуганные глаза.
– Мы их не знали. Дом достался моему отцу от какого-то дальнего родственника. Он долго пустовал, потом родители развелись, папа оставил маме всё недвижимое имущество. Она вспомнила об этом доме, только когда в посёлке началось строительство элитных коттеджей, и превратила его в один из них.
– Стало быть, привидение с вами ещё и в родственных связях? Ну разве не абсурд? Ты только послушай, как нелепо это всё звучит!
– Нет, не в родственных. Марту удочерили уже подростком, так Дарина рассказывала, – совершенно серьёзно заверила Инга.
Я вздохнула, признавая поражение. Похоже, к логике здесь взывать
– Ладно, давай я сделаю тебе оберег и заряжу его на защиту и удачу. Устроит?
Она отрицательно покачала головой:
– Нет. Это не поможет, если в нашем доме живёт настоящее привидение!
Вот ведь упрямица!
– Тогда чего ты от меня хочешь? Что я могу сделать?!
Инга подняла на меня свои круглые, как у куклы, голубые глаза и совершенно серьёзно заявила:
– Вы можете поехать со мной и разобраться во всём на месте!
Ага, поехать туда, где произошло убийство и полно полиции. Только таких приключений мне не хватало.
– Разобраться в чём? Я не охотница за привидениями!
– Пожалуйста, Злата! Я одна там с ума сойду!
– Одна? Судя по твоему рассказу, ваш дом перенаселён, как Китай!
– Да. Сколько себя помню, у нас всегда полно людей. Это из-за мамы.
– Из-за мамы?
– Она любит почитателей и воздыхателей и с возрастом окружает себя ими всё плотнее. Жаклин Голд, знаете такую?
– А должна? Имя странное, не похоже на настоящее.
Она удивлённо захлопала ресницами:
– Правда не знаете? Имя? Да, это псевдоним. Она известная модель, была лицом многих косметических фирм. Впрочем, пик её популярности миновал лет пятнадцать назад. Сейчас у нас главная звезда Богдан – мой брат. О нём-то вы слышали?
– Он тоже актёр?
– Певец. Про любовь поёт.
– Увы, я не интересуюсь показами мод, а из музыки предпочитаю тяжёлый, очень тяжёлый рок.
Бледное личико Инги, как ни странно, просияло.
– Правда?! Вы их не знаете?! Это потрясающе! Я так устала от людей, которые смотрят на меня как на бесполезный придаток мамы и Богдана. Со мной многие пытаются завязать дружбу, даже учителя в универе снисходительны и милы до тошноты, вот только их интересую не я, а мои родственные связи.
– Опять ты жалуешься на то, что другие сочли бы благословением. Поверь, отсутствие искренности и горячей любви окружающих – далеко не худшее из зол. Ты, по крайней мере, не росла на улице, не голодала, не скиталась по приютам. В университете вон учишься. У многих нет и этого.
Под пронзительным взглядом голубых глаз я почувствовала себя занудной учительницей, доказывающей без сомнения правильную, но, увы, не применимую на практике теорему.
– Знаю. Психолог, к которому меня мама заставляла ходить, тоже так говорил. Наверное, я неисправима. Не понимаю, как может помочь осознание того, что другим хуже, чем мне, когда есть те, кому лучше!
Действительно – шкурками ведь всё равно не поменяться ни с теми, ни с другими.
– А ты философ. Ладно. Забудь. На чём мы остановились?