След грифона

Максимов Сергей Григорьевич

Берия не успел договорить, как на столе зазвонил один из телефонных аппаратов. Звонок был из Кремля. В поднятой Берией трубке раздался голос Сталина. Только два слова с грузинским акцентом:

– Срочно приезжай!

«Не „здравствуй“ и не „до свидания“», – отметил нарком. Не в духе. И причем заранее предупредил, что не в настроении. Иначе поручил бы позвонить кому-нибудь из подчиненных. Жди неприятностей. Он бросил взгляд на настольный календарь. Было 20 марта 1941 года. Внизу календарного листка рукой Берии написано: «Быть Кремль. 20.00. Голиков». Взглянул на напольные часы – 17 часов 15 минут. Что-то рано беспокоит. Молча стал одеваться.

Из кабинета вышли вместе. В приемной Берия коротко бросил секретарю, но так, чтобы и Судоплатов понял, что сказанное касается и его:

– До моего возвращения всем быть на рабочих местах!

В

этот день начальник Разведывательного управления Генерального штаба Советской армии генерал Федор Иванович Голиков представлял руководителям государства и Вооруженных сил доклад о планах нападения фашистской Германии на СССР. Один из трех вариантов развития событий полностью соответствовал плану «Барбаросса», осуществленному немцами три месяца спустя. Сталин, встретившийся с Голиковым заранее, пребывал в дурном расположении духа, негодуя на то, что ему предлагают не один, а несколько вариантов действий немцев.

Вечером того же дня Сергей Георгиевич Мирк-Суровцев был доставлен из следственного изолятора НКВД СССР в Лефортово во внутреннюю тюрьму того же ведомства на Лубянке. Чисто выбритое тело свербело от порезов бритвой, кололось остатками волос, но все же дышало всеми порами кожи после долгой пытки вшами, грязью, нечистотами, потом и запекшейся на ссадинах кровью. Его переодели в какой-то полувоенный костюм, состоявший из гимнастерки и широких брюк навыпуск. Башмаки оставили прежние, но выдали носки, которые казались воплощением ласки для израненных побоями ступней ног. На ужин дали картошку, сваренную целиком, ломтик черного хлеба и – о чудо – чуть темный чай с сахаром. Камера была намного меньше лефортовской, но не в пример последней теплой, даже уютной, если может быть уютной тюремная камера. Кроме деревянного топчана для сна был здесь и небольшой столик, как и табурет, привинченный к полу. Последнее указывало на то, что ему придется вспомнить, что когда-то он умел писать и читать. Но что самое удивительное, имелось некое подобие унитаза, которое он когда-то видел на заграничных вокзалах. Был даже умывальник. Очевидно, здесь содержали высокопоставленных узников Страны Советов. Он уже давно приобрел чисто тюремный навык жить одним днем и радоваться тому, что относительно хорошо, в зэковском понимании ценностей: «День прошел, и черт с ним!» Не к ночи будет помянут. Прошептав молитву, он сразу же провалился в желанный сон. Снилось море. Снилось, что он лежал на раскаленном песке пляжа, глядя в синее, без облачка, небо, и отчетливо слышал шум моря, в который врывались радостные голоса женщин и детей. Здоровый, полный сил. «Я ведь еще не старый человек», – вспомнил он. Говорят, сны на новом месте иногда сбываются. И, находясь в состоянии сна, Сергей отчетливо осознал и запомнил это. И снова снились лето и море. Море и лето.

Глава 5. Дела полковничьи

1911 год. Июнь. Санкт-Петербург

Полковник царской армии Александр Николаевич Степанов был человеком примечательным. Отец его, Николай Федорович Степанов, заслуженный генерал, участник двух русско-турецких войн, женился поздним браком на фрейлине двора его императорского величества Александра III Анне Николаевой. Несмотря на двадцатилетнюю разницу в годах, брак оказался счастливым. С разницей в год родились трое детей, крестными родителями которых неизменно были сам император Александр III и императрица Мария Федоровна, выступившие когда-то инициаторами женитьбы уже немолодого генерала и голубоглазого ангела Анечки.

Александр, родившийся в семье третьим по счету, вслед за своими сестренками Машей и Сашей, пользовался особым расположением крестных родителей. На шутливый упрек жены за то, что он к собственным сыновьям – великим князьям Николаю, будущему царю Николаю II, а также к Георгию и Михаилу – относится с меньшим вниманием, царь шутил:

– Оно и понятно, душа моя! Он, как и я, Александр-третий.

Маленький Александр-третий унаследовал ангельский облик матери, а из глубин степановской родословной вытянул в свой характер живость ума, непоседливость, силу и редкое бесстрашие. Будучи совсем еще малышом, улучив момент, таскал за хвост свирепого цепного пса в родительском имении. И что удивительно, последний терпел такое, казалось бы, полное неуважение к себе. Он вылизывал почти всегда чумазую мордашку барчука, понимая своей собачьей душой, что барчук незлобен и щедр. В три года с плачем и ревом Сашенька

раз и навсегда вырвал у взрослых право садиться не на игрушечного, а на настоящего, живого коня. А в пять крестный – Александр III – подарил ему жеребенка. Поистине царский подарок, прибавивший хлопот родителям. Радости же младшего Александра-третьего не было предела.

В детстве он часто играл с великими князьями. Царственные родители благосклонно смотрели на такое общение, несмотря на то что после таких игр их дети иногда украшались синяками. Царь и царица считали, что наследникам престола будет на пользу такое общение. А то, что младший великий князь Михаил обретал в лице Саши покровителя и защитника перед старшими братьями, делало его особенно любимым у Марии Федоровны.

Но дети взрослели. С возрастом Александр стал тяготиться этим общением. Воспитанный в монархических традициях, он с неудовольствием замечал, что у товарищей его детских игр, великих князей, по его мнению, отсутствует сознание своего будущего предназначения. В чем он, безусловно, был прав. И это делает честь его проницательности еще в юном возрасте.

После смерти отца мать всерьез решилась взяться за воспитание сына по своему собственному усмотрению и вместе с императрицей определила Сашеньку в пажеский корпус, чтобы изначально отлучить сына от военной карьеры. С этого момента близости между матерью и сыном больше не было. И только крестные родители еще как-то могли влиять на непокорный, живой характер крестника. И то потому лишь, что были царственными особами.

Выйдя из пажеского корпуса, к ужасу матери и неудовольствию матери крестной, Александр выбрал военную карьеру. Службу начал в лейб-гвардии кавалергардском полку, шефом которого была сама императрица, его крестная. Успешно закончив Николаевскую академию Генерального штаба, принимал участие в Русско-китайской и Русско-японской войнах. Был награжден за храбрость. Теперь уже вдовствующая императрица отслеживала жизненный путь крестника. Но это было тем приятнее делать, что он сам благополучно продвигался по служебной лестнице, и ее, как и настоящую мать, беспокоило лишь то, что Александр не женится второй раз после смерти во время родов своей первой жены.

Императрица Мария Федоровна приобрела с годами большое значение в жизни Александра Николаевича. Постепенно она стала единственным близким ему человеком. Только ей он мог доверить свои личные, а иногда даже государственные тайны и получить от нее и материнское благословение, и мудрый совет старшей представительницы царствующей династии. Столь тесные отношения с вдовствующей императрицей, которую после кончины Александра III стали называть Гневной, не были тайной и придавали вес в обществе этому полковнику. Но даже незначительный намек на высокое покровительство мог стоить зарвавшемуся смельчаку дорого. За Степановым закрепилась дурная слава бретера. Тайные дуэли, несмотря на официальный запрет, все же происходили. С царем Николаем II Степанов с годами виделся все реже. После смерти брата царя, Георгия, в смерти которого он винил Ники, а также после женитьбы, которую он, как и Гневная, считал неудачной, встречались они только на официальных приемах. Две-три ничего не значащие фразы о безоблачном детстве. Вот и все общение.

* * *

В то летнее утро 1911 года Александр Николаевич пребывал в раздражении. Он ждал телефонного звонка своего курьера. Курьер должен был сегодня утром прибыть из Берлина. Разведка того времени считала курьерскую связь самой надежной. (Часто это так и сейчас.) В то же время телеграфных аппаратов было очень мало. Петербургский телеграф работал, но обслуживал ничтожное количество телеграмм. Так что даже в экстренном случае прибегнуть к нему было нельзя без риска провала. Средневековой голубиной почтой пользовались все реже и реже. Как человек современный, Степанов установил телефон одним из первых в Петербурге. И сразу же стал его использовать в своей работе.

Беспокойство терзало его все утро. Одаренный интуицией, полковник не находил себе покоя. «Что произошло? Что могло произойти?» – спрашивал себя он.

Курьер, красивая аристократичная дама, когда-то рекомендованная ему Гневной, никогда еще не подводила. Он уже выяснил, что поезд из Берлина прибыл два часа назад. Не успел он в очередной раз предположить, что могло произойти, как зазвонил телефон. Он выждал паузу и, сняв наушник аппарата, приложил его к уху. Другой рукой он держал разговорное устройство на подставке. Внутренне собравшись, Александр Николаевич спокойно произнес: