След нумизмата
Шрифт:
– - Здесь пшено, килограмма два, двести грамм маргарину, сахаринчику немного положил, кипяток подсластить. Чем могу, уж извини.
– - Спасибо большое, Василий Яковлевич!
– - губы у Шуры дрогнули, на глаза навернулись слезы.
– - Я так вам благодарен!
– - Да ладно тебе, Шура, чем могу, -- снова повторил Пинчук, а потом спросил: -- Может, тебе еще дровишек дать?
– - Нет, дрова я не унесу. У меня еще есть. Стол дожигаю.
– - Это тот, из столовой, круглый?
– - ахнул Василий Яковлевич.
– - Да, раньше
Проводив гостя до двери, Пинчук уложил коробочку и черную тетрадь в верхний ящик буфета, рядом с документами, и, подойдя к окну, осторожно приоткрыл штору светомаскировки.
Выглянула луна, и на белом снегу хорошо было видно, как шаркающей старческой походкой Мезенцев-младший вдоль стенки пробирается к себе домой. Чуть покачав головой, Василий Яковлевич пробормотал: "Нет, не жилец он, догорает парень. До весны точно не дотянет. На это у меня глаз наметанный."
Прикрыв штору, Пинчук разжег небольшую коптилку, сделанную из гильзы сорокапятки, и с озабоченным выражением лица начал шарить у себя за пазухой. Вытащив на свет Божий довольно солидный мешочек, он внимательно осмотрел его, кивнул головой и пробормотал себе под нос:
– - Так и есть, дырка. А я-то думаю, что такое колет меня целый день.
Освободив от крошек хлеба большое блюдо, Василий Яковлевич осторожно высыпал на него даже в скудном свете вспыхнувшие разноцветным огнем драгоценности. Кольца, серьги, броши, колье -- радость и утеха изысканных и утонченных женщин бывшего Санкт-Петербурга. Кроме семейства Мезенцевых, Пинчук опекал еще два профессорских дома, хорошо известных ему по прошлой работе в институте. К незнакомым людям он с подобными сделками обращаться опасался.
Заштопав мешочек, Василий Яковлевич осторожно ссыпал обратно камушки и сунул его за пазуху. Помня о судьбе своей первой квартиры, старшина теперь всегда носил драгоценности с собой, оставляя дома только тяжелое золото, к которому теперь прибавилась эта забавная монета. 5. УДАРНИК КАПИТАЛИСТИЧЕСКОГО ТРУДА.
В половине восьмого утра Силин стоял на условленном месте. Хотя чахлый сквер навевал ему не очень приятные воспоминания, Нумизмат чувствовал некоторую приподнятость духа. В первый раз за время его московской одиссеи удалось все, что он задумал. Когда без пяти восемь со стороны общаги подошли хмурые и неразговорчивые строители, Михаил не удержался и приветствовал их более чем радостно:
– - Здорово, мужики!
– - Привет, -- нехотя буркнул черноглазый Шпон, остальные только мрачно посмотрели в сторону Нумизмата. Автобус подкатил словно по заказу -- ровно в восемь, и разговор продолжился уже по дороге.
– - Что это ваше начальство сменило гнев на милость?
– - шепнул Силин на ухо своему соседу, все тому же Шпону.
– - Димку позавчера убили, -- тихо ответил парень, упорно глядя в окно.
– - Да ты что?!
– - очень похоже изобразил удивление Нумизмат.
– - Кто?
– -
– - Ну, тридцать долларов это не очень и много, -- удивился Михаил, -- чего они жмутся-то?
Теперь Шпон зверем посмотрел уже на Силина.
– - Это для вас, москалей, не много, а у нас семью можно месяц месяца на них кормить!
После этих резких слов парень отвернулся к окну и замолчал.
"Черт его знает, что ему надо? И так и эдак -- все для него плохо", -разозлился Силин и оставшуюся часть дороги к соседу уже не приставал.
Прораб был уже на месте. За руку поздоровавшись с Нумизматом, он мотнул головой в сторону сторожки и предложил:
– - Пойдемте, я вас запишу.
По ходу дела Паршин объяснял условия труда и оплаты.
– - Деньги в конце недели, но сразу предупреждаю вас, что и работы тут осталось тоже примерно на неделю.
Паршина удивило, что новый рабочий проявил некоторое безразличие к сумме будущего заработка, но отнес это к общей сдержанности характера.
– - И спецовку сейчас на вашу фигуру не подберешь, -- закончил прораб введение в курс дела.
– - Да ладно, я могу и так, дайте только на голову что-нибудь да рукавицы, -- заверил нового начальника Силин.
Поначалу в бригаде Михаил занял место покойного Димки: подай, принеси, свари чай. Но длилось все это буквально до обеда. Затем Паршин и бригадир решили посмотреть нового человека на более сложной работе. Пробным оселком послужила все та же злополучная голубая ванная. "Мадам" снова передумала и решила отделать ее мрамором. Глядя, как Силин с виду неторопливо, но аккуратно и точно кладет плитку за плиткой, оба его начальника не сказали ни слова, только переглянулись. Взгляд рыжего выражал некоторую досаду, Паршин же откровенно торжествовал.
– - Тебе Шпона оставить в подмогу?
– - спросил он Михаила.
– - Зачем? Яйца чухать? Один управлюсь, -- довольно резко отозвался Силин.
– - Ну, как хочешь, -- пожал плечами прораб.
Примерно через полчаса после этого Паршин, Шалим и рыжеусый Мирон куда-то уехали на машине прораба. Силин пришел за раствором, но спрашивать у хмурого Шпона, занявшего его место у бетономешалки, ничего не стал. Вернулись все трое к самому ужину, подавленные и мрачные.
– - Все, похоронили Димку, -- сказал Шалим, заходя в вагончик. При этом он покосился на взрывного Шпона, тот передернулся всем телом, но промолчал. К удивлению Нумизмата, бригадир достал из сумки три бутылки водки, сказав при этом: