След росомахи
Шрифт:
Коноп налил воды в электрический чайник, включил вилку в штепсель.
— Вот мое хозяйство, — с гордостью произнес он. — Мечтаю получить мотонарты. Говорят, теперь такие делают… И еще — хочу получить новый вездеход. Этот старенький, чиненый-перечиненый. Держится только на честном моем слове…
Коноп разливал крепко заваренный чай, не переставая разговаривать:
— А к Токо съездить любопытно и интересно… Я сам люблю там бывать. Не понимаю, что это такое, может, наука может объяснить: каждому ясно — нынче яранга изжила себя,
— Откуда ты знаешь, что нравится? — спросил Тутриль, ожидая, пока остынет чай.
— Сама сказывала, — ответил Коноп. — Как-то мы с Долиной Андреевной беседовали с ней.
— О чем?
— Да про все. Про нее, про ее моральный облик, — пояснил Коноп. — Комсомолка, а живет в яранге… Приезжал к ней парень из Анадыря — вроде жених. Только почему-то быстро уехал. Непонятно. Вот ты как насчет этого думаешь?
— Насчет чего? — спросил Тутриль.
— Ну, этого самого… — Коноп посмотрел на Тутриля. — Вот как ты думаешь: правильно Долина рассуждает?
— О чем? — не понял Тутриль.
— Да об этом самом, — Коноп сделал какое-то неопределенное движение. — Долина Андреевна говорит, что, мол, наши девушки слишком легко идут на сближение…
— На что?
— На сближение, — повторил Коноп. — Это ее выражение — сближение, близость… Так вот Долина Андреевна осуждает наших девушек. Главное, за то, что рожают детишек. Но ведь ясно, что именно от этого и бывают ребята. Я это еще в третьем классе, между прочим, знал.
— А как ты сам об этом думаешь? — осторожно спросил Тутриль.
— Честно?
Тутриль молча кивнул.
— Конечно, жалко девушек, — медленно проговорил Коноп. — Но парней маловато, а те, кто приезжает, — на время. Руки, значит, в нашей кассе, а глаза видят леса, поля, уши слышат песню петуха… Я знаю тут одного бывшего пограничника. Остался работать строителем в совхозе. Деньги копит на машину…
— Не все ведь такие, — попытался возразить Тутриль.
— Конечно, не все, — легко согласился Коноп. — Но когда народу маловато, то такие очень заметны…
Тутриль и Коноп некоторое время молча пили чай. Потом Тутриль осторожно спросил:
— А как у тебя самого? Почему ты не женат?
Коноп помедлил с ответом.
— Все как-то не получалось… Тех, кого я любил и на ком бы женился, моя персона не интересовала. А кому я был интересен, те мне почему-то не подходили… А потом с годами становишься осторожнее…
— А Долина Андреевна?
После продолжительной паузы Коноп неопределенно сказал:
— Много рассуждает…
— Эгей! Есть кто тут? — послышался голос Гавриила
— Как нет? — весело отозвался Коноп, видимо обрадованный тем, что прервался трудный для него разговор. — Мы тут! Чай пьем!
Гавриил Никандрович поздоровался с Тутрилем и спросил:
— А как машина, готова?
— Товарищ директор! — укоризненно произнес Коноп. — Когда было такое, чтобы у Конопа не была готова машина?
— Это уж точно, — удовлетворенно произнес Гавриил Никандрович. — Ну, а если так, то через двадцать минут можем выезжать. Значит, вы с нами, Иван Оннович?
— До яранги Токо, — ответил Тутриль.
— Добре, — сказал Гавриил Никандрович.
10
Вездеход, гремя гусеницами, круша снег, медленно проехал по главной улице селения. Гавриил Никандрович, уступивший переднее сиденье Тутрилю, гудел за спиной, стараясь перекричать шум двигателя:
— Как сойдет снег — прекращаем ездить на вездеходе в черте селения. Такое постановление вынес на совете Роптын. Чтобы не нарушать почву.
Вездеход, ныряя в сугробах, как будто судно в волнах, пронесся мимо последнего домика, оставил слева вертолетную площадку и вырвался в открытую тундру, полную солнца и сверкающего снега.
Проехав немного по снежной целине, машина повернула к морю и, держась границы торосов и покрытого снегом берега, помчалась вперед, взметывая позади искрошенный гусеницами снег.
Коноп, видимо, старался показать Тутрилю свое умение водить вездеход и держал высокую скорость. Сидевший на узкой железной скамье Гавриил Никандрович только покряхтывал.
Не прошло и часа, как на мысу показалась яранга Токо.
Она резко выделялась на снегу. От чуть заостренной конусом крыши шел дымок.
Тутриль ощутил волнение и подумал, что вот так, наверное, волновался путник в далекие времена, когда после долгого пути по белой пустыне, среди холода и одиночества, он вдруг видел перед собой знак живой жизни, человеческое жилье.
Обитатели одинокой яранги еще издали заметили вездеход и вышли встречать его.
Тутриль сразу узнал сильно постаревшего Токо и его жену Эйвээмнэу.
Рядом с ними никого не было.
Коноп осторожно подвел машину к сугробу, наметенному вокруг яранги, и весело крикнул:
— Гостя вам привез!
— Какомэй, Тутриль! — приветливо сказал Токо. — Смотри, Эйвээмнэу, кто к нам приехал!
— Кыкэ, Тутриль! — запричитала старуха. — В очках, как доктор! Ни за что бы тебя не узнала, если бы Айнана не рассказала. Ну, наверное, Кымынэ рада!
— А ты разве не рада, Эйвээмнэу, что у вас такой знатный земляк? — спросил Гавриил Никандрович.
— Рада, конечно, рада, — торопливо ответила старуха. — Айнана нам столько пересказала! Входите, входите в ярангу. Чайник давно вас ждет… Еще как увидели вездеход, поставили.