След росомахи
Шрифт:
Роптын нетерпеливо посматривал то на часы, то на небо.
— Ничего не понимаю! — сердито воскликнул он. — По времени они уже должны быть здесь! Онно! — окликнул Роптын. — Почему вы там встали? Надо всем вместе, организованно встретить нашего знатного земляка.
— Нет уж, вы там встречайте организованно, — отмахнулся Онно, — а мы по-своему… Десять лет не видели сына.
— Почему он сердится? — пожал плечами Коноп. — Радоваться надо.
— Может, сердится за то, что Тутриль так долго не приезжал? — предположил Роптын.
— Летит! — закричал один из мальчишек.
Все сразу уставились
Машина прогремела над встречающими, ушла на морскую сторону, низко пронеслась над селением и только после этого стала прицеливаться к посадочной площадке.
— Летчик показывал Тутрилю родное селение, — догадался Коноп.
— Впереди, значит, иду я, как представитель Советской власти, потом родители, а за ними — пионеры, — торопливо напомнил порядок встречи Роптын и с приветливым и радостным выражением лица медленно и торжественно двинулся к вертолету.
Открылась дверца.
Роптын остановился, напрягшись от волнения, и мысленно повторил приготовленную приветственную фразу. Школьники с любопытством наблюдали, как председатель сельского Совета беззвучно шевелил губами, словно что-то жевал.
Но вместо Тутриля из раскрытой дверцы вывалилась собака, за ней другая, третья, четвертая… Потом показалась нарта, а следом — смущенная Айнана.
Разинув от удивления рот, Роптын застыл на месте.
Айнана распутала собак, отъехала в сторону, и только тогда показался Тутриль.
— Какомэй, етти! — коротко произнес Роптын, позабыв о приготовленной речи. Он крепко пожал руку Тутрилю, который глазами уже искал родных.
Он хотел было двинуться к ним, но тут звонкий голос пионера остановил его:
— Дорогой наш земляк, Иван Оннович Тутриль! Мы рады приветствовать вас на родной земле! Мы гордимся тем, что учимся в той же школе, которую окончили вы!
Долина Андреевна что-то подсказала мальчишке, и тот с новой силой прокричал:
— Мы даем торжественное обещание учиться так же хорошо и отлично, как вы учились!
Тутриль беспомощно оглядывался, не зная, как себя держать. Его растрогала, смутила эта встреча. Перед ним стояли люди, которые помнили его маленьким мальчиком. Гавриил Никандрович — русский человек, которого в Нутэне почитали за своего. Он приехал молоденьким пареньком, заведующим факторией, женился на чукчанке. Когда началась война, Гавриил Никандрович ушел на фронт, а вернувшись, не застал в живых свою Гальгану. Двое его сыновей давно закончили институты. Тутриль хорошо помнил, как Гавриил Никандрович несколько раз собирался уезжать навсегда с Чукотки — распродавал, раздаривал имущество, увязывал вещи и… в конце концов оставался. В последние годы он даже перестал ездить в отпуск на материк. Роптын, первый учитель Тутриля… Коноп — школьный приятель, товарищ по детским играм. Долина Андреевна… Бедная девочка! Сколько она перетерпела из-за своего имени: отец ее, большой любитель песен назвал ее Долиной, понравившимся словом из песни: "По долинам и по взгорьям". Рассказывали, что он сначала хотел назвать дочку Дивизией, но его отговорили… Да, не ожидал Тутриль такой встречи в родном селе! Он взял большой желтый
— Давай помогу.
Тутрилю пожали руку Роптын, директор совхоза, Долина Андреевна, и только после этого он смог подойти к родителям. Тутриль остановился перед отцом и матерью, слегка наклонил голову, не зная, как поздороваться с ними: чукчи не привычны шумно и напоказ выставлять свои чувства.
Онно всмотрелся в сына и негромко произнес:
— Етти.
— Ии, — ответил Тутриль, чувствуя, что комок застрял у него в горле.
Кымынэ с каким-то судорожным всхлипом бросилась на грудь сыну и запричитала сквозь рыдания:
— Наконец-то приехал!.. Сколько же я ждала тебя, думала, что уже никогда больше не увижу…
Онно растерянно и виновато огляделся и тронул за плечо жену:
— Ну, хватит… Люди смотрят… Пошли домой…
Кымынэ вытерла глаза концом рукава и смущенно улыбнулась.
Вся процессия по узкой тропке через снежную целину двинулась в селение.
Чуть в сторонке на нарте ехала Айнана. Роптын время от времени бросал в ее сторону строгие взгляды, но девушка ехала спокойно, искоса посматривая на идущих по тропе.
Впереди с большим желтым чемоданом шагал Коноп, необычно важный и торжественный от сознания, что несет багаж своего знатного земляка и одноклассника.
Собаки медленно перебирали лапами и вместе с каюром искоса посматривали на идущих.
Нарта почти поравнялась с ними, и Тутриль услышал песню:
Высокое небо,Чистое небо…Ветер, идущий с теплой страны.Летите, птицы, вестники счастья,Несите на крыльях любовь и весну!Роптын укоризненно покачал головой.
Айнана пела тихо, почти про себя, но в огромной тишине весеннего дня ее голос был слышен отчетливо и далеко.
Долина Андреевна сердито прошептала:
— Она еще и поет!
— Пусть поет! — весело отозвался Коноп. — Хорошо, когда человек поет.
Встречные почтительно здоровались с Тутрилем, поздравляли его с приездом. Старухи кидались обнять, и каждая считала своим долгом прослезиться и попричитать.
Над ухом гудел голос Роптына:
— В нашем Нутэне не осталось ни одной яранги. Построили новую косторезную мастерскую. Гляди! Это первые каменные дома в селе. Вон там котельную ставим. Вообще-то у нас уже кое-где есть центральное отопление, держали курс на то, чтобы все село охватить единой системой, но теперь смысла нет.
Тутриль почти не слушал Роптына, охваченный странным чувством: он так стремился в родное село, видел его во сне, воображал, как он приедет сюда… А настоящей радости не было, как не было Нутэна его детства, оставшегося в памяти и зовущего его тихими ленинградскими ночами.
Дом Онно находился на том самом месте, где раньше стояла яранга.
Упряжка Айнаны остановилась у соседнего домика, и девушка принялась распрягать собак и сажать их на длинную металлическую цепь.
— Все приходите вечером, — позвал Онно встречающих. — Отметим приезд сына.