След Сокола
Шрифт:
– Ты скажешь: «Гуннар». Тогда он даст тебе склянку с каплями. Запомни, склянку с каплями… И ты будешь каждый день добавлять в питье князю по пять капель. Пять дней по пять капель. Запомнила.
– Запомнила, отец…
– Твой сын, еще не родившись, станет князем бодричей…
– Отец, бодричи не дети… Они не захотят…
– Через десять дней в Рароге будет стоять датский гарнизон.
– …Носилки поданы! – донесся громкий голос из-за двери. – Где герцог Гуннар?
– Помни. И выбрось из головы все свои супротивные мысли! Помни! Или я, клянусь откушенной рукой Тюра [105] , уничтожу тебя вместе с твоим
105
Согласно скандинавской мифологии, сын бога Локки Фенрир-волк вырос в страшное чудовище, с которым не могли справиться самые сильные боги. Боги несколько раз ковали цепи, чтобы обманом, якобы ради испытания силы чудовища, посадить на них Фенрира, но тот любые цепи легко рвал. Тогда Один попросил дварфов сделать нужную цепь. Дварфы выковали тонкий шнур из звука кошачьих шагов, дыхания рыбы, развевающихся волос женщины и основания гор. Когда Фенриру принесли этот шнурок, он заподозрил подвох и заявил, что позволит связать себя только после того, как боги дадут ему залог. А в залог он требовал любого из богов положить ему в пасть руку. Все боги отказались, согласился лишь сын Одина Тюр, брат могучего Тора-молотобойца, который воспитывал Фенрира, когда тот был волчонком. Убедившись, что шнурок ему порвать не удастся, волк откусил богу руку.
Выражение «клянусь откушенной рукой Тюра» означало в раннесредневековой Скандинавии что-то согласное современному: «я ни перед чем не остановлюсь», «я на все готов ради дела» и т. п.
Дверь снова приоткрылась, и старик сначала вытолкнул женщину, потом оглядел темную комнату, но задержавшего дыхание Власко не заметил. И вышел тоже.
Дверь закрылась.
Отрок долго еще не мог дышать нормально и лежал, не поднимаясь со скамьи. Казалось, что злобный старик сейчас вернется и осмотрит комнату более тщательно, и тогда найдет Власко и убьет. Слышавшего такой разговор нельзя оставлять живым!
Время шло. Стихли голоса за дверью. Все успокоилось в доме. Про Власко, похоже, совсем забыли. А он и радовался этому. Но что делать с разговором, который он нечаянно подслушал? Слова, прозвучав, стали осязаемой вещью, которая давила своей тяжестью на грудь и на голову. Кому рассказать, чтобы это давление прекратилось? Был бы здесь Ставр…
Князь-воевода Дражко?..
Но Дражко не с распростертыми объятиями встретил Власко. Даже не поверил сразу, что мальчика послал Ставр. И вообще, князь-воевода слишком строгий, недоступный для мальчика-смерда. А что, если Дражко тоже имеет ко всему этому отношение? Ставр всегда учит все проверить, прежде чем начать делать. А как здесь проверишь. И герцога Гуннара к Годославу привез именно князь-воевода. Может быть, специально привез?
Кому же следует сказать? Может быть, самому князю Годославу?
Власко так и не успел принять решение, когда на лестнице послышались чьи-то тяжелые шаги. Еще не зная, кто и куда идет, он сразу почувствовал, что это пришли за ним. Дверь открылась, и показался стражник со светильником в руке.
– Отрок, проснись! – сказал стражник, не переступая порог.
– Я не сплю, – обрадовался Власко появлению стражи, как спасению от недавних опасений.
– Тебя к князю Годославу требуют. Пойдем…
Отроку собраться – только носом шмыгнуть и штаны повыше подтянуть. И он уже готов идти вслед за стражником. Деревянная лестница между каменными стенами скрипела под тяжелыми шагами оружного воя. Тонко, с шелестением позвякивала кольцами при движении темная кольчуга. Власко следовал позади,
На третьем этаже стражник свернул по коридору направо, потом еще раз направо, и сквозь приоткрытую дверь Власко увидел небольшую комнату, где за столом сидел сам князь Годослав, высокий, широкоплечий и красивый, с большой гривой слегка вьющихся светлых волос, отброшенных за плечи.
– Мы прыгнули через пропасть, – говорил Годослав кому-то в комнате. – Прыгнули… Шагнуть назад у нас возможности нет. Остается только одно – удачно приземлиться на противоположном краю. Но мне чем-то нравится и само ощущение полета. Оно щекочет нервы и заставляет держать себя в руках. И новые горизонты открывает.
– Главное, долететь до противоположного края… – добавил голос Дражко. – Но это мы постараемся суметь, как бы Готфрид ни пытался нам помешать. Только вот что делать с франкским королем Карлом? Может быть, в ущерб себе, прав Сигурд, и мне стоит съездить на турнир? Хотя бы посмотреть обстановку, разведать силы франков и настроение Каролинга…
– Я подумаю. Но не стоит говорить об этом Сигурду. Пусть считает, что ты здесь и готовишься к войне со всем усердием.
– Да, Сигурд пока ничего знать не должен.
Дверь распахнулась шире, и стало видно князя-воеводу Дражко, сидевшего на скамье у темного окна, и княгиню Рогнельду, стоявшую чуть поодаль от мужа. Отрок сразу узнал княгиню, хотя и раньше, уже внизу, понял по разговору, кто был в его комнате с ужасным злым стариком.
Как поведет себя княгиня в дальнейшем, он знать не мог и потому посмотрел на высокую, слегка надменную и настороженную женщину с опаской. Дражко тоже был несколько напряжен и возбужден, даже слегка зол.
– Заходи, наш юный разведчик, – тем не менее, сказал князь-воевода вполне приветливо и шевельнул усами, показывая, что улыбается мальчику.
Власко вошел и обеими ладонями подправил свои длинные волосы.
– Это и есть наш знаменитый Видящий? – спросил Годослав.
– Он и есть, княже. Мне Ставр и раньше про него несколько раз говорил.
– Мне тоже сказывал. Ну, что же, я хотел бы послушать его. Что-то он предречет нам в такой трудный момент… Проходи ближе, отрок. Как тебя зовут?
– Власко, княже.
Годослав сердито посмотрел за спину Власко, где стоял, любопытно поглядывая, стражник, и тот поспешил выйти, оставив дверь не прикрытой, как и раньше.
– Дверь закрой, – прикрикнул Дражко.
Вой торопливо выполнил приказ.
– Как ты предсказываешь, Власко? – спросил князь. – Тебе надо задавать вопросы?
– Мне надо смотреть в воду, – объяснил Власко. – Вода во всем мире едина, и все знает про все. И в каждом человеке воды много. И вода в человеке рассказывает, что знает, другой воде. Во всем мире… Только вода не любит праздные вопросы. Она ответит только тогда, когда вопрос волнует.
– Такой кувшин тебя устроит? – княгиня Рогнельда принесла из закутка за льняной занавеской стеклянный кувшин с широким горлышком.
– Лучше глиняную миску, но если миски нет, подойдет и кувшин.
– Миски нет. Можно послать за ней. – Казалось, Рогнельда ищет себе заботу, чтобы отвлечься от каких-то чуждых, тяготящих ее дум.
– Не надо. Не надо, чтобы много людей знало. Их мысли к воде примешиваются и мешают… Давай кувшин, княгиня…
Голос отрока вдруг стал совершенно взрослым, требовательным, словно он не сам говорил, а поколения живших до него людей, имеющих общий дух, но разную плоть, через него общались с нынешним поколением людей.