След страсти

Дубчак Анна Васильевна

Правда, в случае с Ритой все выглядело по-другому. Оскар не взял с Панариных денег за осмотр их изнасилованной дочери. Он произвел с ней необходимые в таких случаях действия медицинского характера и спросил ее отца, Виктора Панарина, собираются ли они обращаться в милицию и подавать заявление об изнасиловании. Потому что в этом случае ему необходимо будет позвонить знакомому прокурору, чтобы, заручившись его поддержкой, как можно быстрее провести экспертизу потерпевшей. Но когда он понял, что Панарины не собираются поднимать шум вокруг своей беды, считая, что насильника, случайно оказавшегося в том лесу, им все равно не найти, решил предложить им свою помощь не только в качестве гинеколога, но и психолога. Оскар уверял, что сумеет помочь Рите, поскольку помимо имеющихся у него документов, свидетельствующих об окончании курсов психологов, у него есть довольно большой опыт работы с женщинами — жертвами насилия. Для Клары же, которой в тот

момент было важно, чтобы все, что случилось с ее дочерью, оставалось в тайне, возможность иметь под рукой и гинеколога, и психолога в одном лице показалась подарком судьбы. И она согласилась на частные визиты Арама, сколько бы они ни стоили. Так Арама вошел в дом Панариных.

Первые недели Рита воспринимала его только как своего врача, вяло слушала наставления, старалась выполнять все требования и поражалась тому обстоятельству, что родители сквозь пальцы смотрят на их многочасовое общение. Оскар приходил обычно в пять часов вечера, после окончания приема в поликлинике, а уходил в полночь! Первые их беседы были связаны с тем, что произошло с ней в лесу. Оскар пытался восстановить в памяти девочки ее прогулку, просил описать внешность мужчины, напавшего на нее, передать их разговор или угрозы, предшествующие изнасилованию. А позже, убедившись в бесполезности этих расспросов, он заговорил с ней уже совершенно о другом. Арама все перевернул и вывалил на голову ошалевшей Риты такие мужские откровения, услышав которые, ее родители немедленно выставили бы его вон, если бы вообще не подали в суд за растление малолетки... Он объяснял Рите природу инстинкта, рассказывал о животных, приносил видеокассеты опять же об образе жизни представителей фауны и на этих простых и роскошных в визуальном плане примерах объяснял, что могло толкнуть неизвестного мужчину на изнасилование. И Рита, успевшая уже за пару недель прийти в себя и начавшая забывать пережитый ею кошмар, уже с интересом слушала своего доктора, рассказывающего ей о том, как просто и несовершенно устроен организм человека и как легко сделать зверя по имени мужчина счастливым.

Еще он много говорил о стыде, классифицируя его и пытаясь втолковать девочке-подростку признаки истинного стыда и ложного, особенно когда речь идет об обнаженном женском или мужском теле. Из его пространных речей выходило, что истинный стыд имеет место лишь в категории нравственности и морали, но никак не связан с физической красотой. А потому ненавязчиво опять-таки прививал своей юной подопечной некоторые первичные ростки эксгибиционизма, предлагая ей, по сути, как можно чаще раздеваться перед зеркалом и рассматривать себя, привыкая к обнаженному телу.

Рита, слушая Оскара, ощущала себя оглушенной новизной открывавшейся перед ней взрослой жизни и не могла долгое время решить, рассказать ли матери о том, чему учит ее доктор Арама, или нет. И лишь когда они с Оскаром подошли к наиболее опасной теме истинной причины совокупления живых существ, и, в частности, мужчины и женщины, заговорили о браке и его роли в сексуальной жизни людей, она поняла, что никогда не сможет перешагнуть грань стыда, обратившись с вопросами на эти темы к матери. Пусть будет один Оскар с его «ликбезом», ей и этого вполне достаточно. Тем более что такие разговоры будили в ней непонятные чувства, осложняя и без того непростую девичью жизнь. Ведь она, безусловно, помнила все до мельчайших подробностей, что произошло с ней в лесу. И не только лицо мужчины, с которым она там познакомилась, но и каждое слово, каждое его движение. И если с чем-то не могла справиться ее память, так это с полчищем непередаваемых по силе чувств, которые она испытала там, на жесткой и усыпанной хвойными иголками земле, где ее взял незнакомец. Доктору Араме просто повезло, что его откровенные разговоры с Ритой легли на уже подготовленную, распаханную другим мужчиной благодатную почву этих самых чувств. Иначе скандала было бы не избежать. И оранжерейная девочка вроде Риты, но, в отличие от нее, не испытавшая на себе боль и сладость первого соития, непременно поделилась бы с матерью своими мыслями по поводу бесстыдных бесед с молодым и отчаянно смелым, до цинизма, домашним доктором.

Поэтому весной, когда Риту решили свозить на море (последние полгода она обучалась дома по специальной программе, поэтому вопросов с пропусками занятий не возникало), она нисколько не удивилась, когда узнала, что они отправляются отдыхать вчетвером: она, мама, папа и Оскар.

На море

Море, солнце, тихий закрытый пансионат в горах, купание, игры на свежем воздухе — все это помогло Рите окончательно забыть о случившемся, и она снова превратилась в живую, любознательную девочку со всеми вытекающими отсюда желаниями и поведением. И если за завтраком или обедом в присутствии родителей она старалась вести себя тихо и не привлекать лишний раз внимания, то,

оставшись наедине с Оскаром, напропалую кокетничала с ним, краснела, когда он слегка придерживал ее за талию или нечаянно касался рукой груди. Особенно сильной и веселой Рита чувствовала себя в воде. Ей казалось, что она большая и гибкая рыба, легко выскальзывающая из рук Оскара. Придумав, что она не умеет плавать, Рита с удовольствием стала «учиться», лежа на вытянутых сильных руках своего доктора, стоящего по плечи в голубой воде. Она чувствовала грудью и животом его прикосновения и пыталась понять, нравится ли ей это или нет. Но почему-то получалось, что нет. Казалось, что упругая вода ей нравится куда больше, чем руки Оскара. Вода представлялась ей стихией, исполненной невиданной силы и тайны, в то время как худой и уже успевший загореть Оскар по-прежнему производил впечатление очень осторожного и трусливого ухажера. Она знала и чувствовала, что он только и мечтает сделать с ней то, что сотворил неизвестный счастливчик в лесу, но у него для этого не хватает той самой стихийности чувств, того безумия, которое охватило неизвестного мужчину. А поэтому, вместо того чтобы уважать Оскара, она, напротив, потихоньку его презирала. И даже дразнила нарочно, не понимая, что же ею движет на самом деле, помимо подростковой дерзости, разумеется: желание ли досадить влюбленному в нее взрослому мужчине за его пассивность и выжидательную позицию (и это на море, среди буйства красок, тепла, неги и звездных ночей, и это при том, что в соседней комнате время от времени ритмично поскрипывала кровать ее родителей) или же другое желание, проснувшееся в ней так рано?

Сколько ловушек расставляла Рита для своего «сопровождающего», пытаясь спровоцировать его на отчаянный поступок, который она представляла себе не иначе, как нападение и изнасилование. Она сходила с ума от желания почувствовать вновь все то, что испытала с обезумевшим от страсти взрослым мужчиной всего лишь в нескольких шагах от поляны, откуда доносились мирные и спокойные голоса ее родителей. Она заманивала Оскара к себе в комнату, дождавшись, пока родители уедут куда-нибудь в горы на экскурсию, давая тем самым понять, что они совершенно одни. Или предлагала устроить рано утром на берегу «нудистскую вотчину» с раздеваниями. Но Арама, все отлично понимая, продолжал держаться. И уже перед самым отъездом из пансионата вдруг случилось нечто такое, что разом перевернуло жизнь Риты.

Однажды после ужина к ней в комнату вошла мама и, страшно нервничая и заикаясь, сказала дочери о том, что Оскар — единственный человек, которого она хотела бы видеть своим зятем. Дальше последовала большая пауза, во время которой Рита почувствовала подкатывающую к самому горлу волну тошноты. Словно мамины слова подействовали на нее физически.

— Но мне же только четырнадцать. Это во-первых. Во-вторых, ты говоришь о своем желании. А Оскар хочет стать моим мужем? Это он тебя послал?

— Не совсем он. — Клара долго не могла решиться произнести это вслух, боясь непредсказуемой отрицательной реакции дочери. — Он любит тебя, ты же не можешь этого не чувствовать...

— Но он мне о своей любви ничего не говорил, — пожала плечами Рита, почему-то получая удовольствие от этого странного разговора с матерью. — Вы с папой решили его заморозить до моего совершеннолетия, чтобы мы тогда могли пожениться?

— Нет, мы не собираемся его замораживать, даже наоборот. Просто я не знаю, как тебе это сказать. Мы, то есть я хотела бы у тебя узнать, нравится ли тебе доктор Арама? Любишь ли ты его или нет?

— Однозначно — нет! — усмехнулась, словно в противовес всей серьезности матери, Рита и покачала головой. — Но, с другой стороны, я не знаю, что такое любовь... Может, и люблю. Он же хороший, заботится обо мне. Это не может не нравиться... Я чувствую себя взрослее, старше, и мне интересно с ним. То, что он всегда находится рядом со мной, возвышает меня в глазах моих подруг, знакомых, даже наших мальчиков из класса...

— И ты говорила с кем-нибудь об Оскаре? — Любопытство взяло верх, и Клара поймала себя на мысли, что ведет себя пошло, беззастенчиво выуживая информацию из дочери, особенно если учесть причину, заставившую ее затеять этот разговор.

— А как ты думаешь? Даже если я не хожу в школу, прикрываясь поздними детскими болезнями, то это не значит, что я не встречаюсь со своими друзьями, не перезваниваюсь с ними по телефону... Мои прогулки по городу в обществе красивого доктора Арамы не могут не вызывать интереса или даже... подозрения...

— И что же?

— Ничего особенного... Просто все считают, что Оскар — твой любовник! А мной он прикрывается как ширмой.

Рита и сама не знала, зачем сказала об этом матери. Ведь она солгала. Но реакция Клары была удивительной. Она улыбнулась, а на ее лице застыла довольная гримаса. По-видимому, Клара была счастлива, что оказалась в объятиях Оскара хотя бы на словах. И это тоже не понравилось Рите.

— Так что ты хотела мне сказать? Возьмешь с меня клятву, что я когда-нибудь выйду за него замуж?